Чуть-чуть не успел – и поехал работать в среднюю полосу. Из-за чего потерял отличную комнату, которую ему выделили после выпуска из детского дома. Федор до сих пор вспоминал о ней и мучительно жалел.
Он сам не заметил, как «Макарыч» растворился, исчез в небытии, и остался только Федор Константинович Макаров. Заматеревший, серьезный и рассудительный человек, которому до чужих надежд нет никакого дела. Только крови он боится еще меньше, чем раньше.
⁂
Уложив детей, Ирина взяла книжку Башмачникова – почитать полчасика перед сном, да так и не смогла оторваться до последней страницы. Поплакала всласть, а утром проснулась, словно умытая свежей ключевой водой, спокойная и радостная, будто камень с души свалился. Все же народные пословицы удивительно точно определяют состояние человека.
Ах, права была библиотекарша Наташа, утверждая, что эту книгу должны прочесть все, и чем раньше, тем лучше! Ирина почувствовала, как глаза снова наполняются слезами. Скольких ошибок и глупостей ей удалось бы избежать, если бы монография Михаила Семеновича попала к ней в юности! Если бы взрослый умный человек сказал ей хотя бы со страниц книги, что родители бывают не правы и дело не в том, что она патологическая неряха, а в их собственных неврозах и комплексах. Если бы она тогда знала, что испытывать злость и обиду – это нормально и правильно, и вообще ее чувства что-то значат сами по себе, а не только когда проходят строгую цензуру ее мамаши. Наверное, тогда она не выросла бы тяжелой невротичкой, уверенной, что любовь надо каждую секунду заслуживать и доказывать, что ты ее достойна. Не сопровождало бы ее всю жизнь тягостное чувство вины, что не оправдала родительских надежд, и, возможно, она умела бы радоваться всяким хорошим вещам, да и просто жизни, без того, чтобы немедленно начинать думать о грядущих неприятностях и о том, что она не заслуживает подарков судьбы.
Если бы она прочла книгу Башмачникова в юности и тогда поняла, что проблема не в ней, а в матери и бессмысленно брать на себя ответственность за чужие неврозы и грехи, то, наверное, не оказалась бы на грани алкоголизма. Если бы она тогда поняла, что жить по велению собственного сердца и ума не постыдный эгоизм, а нормальное состояние человека, то не вышла бы замуж за подонка. Многих ошибок удалось бы избежать, если бы книга вовремя попала к ней в руки, но и теперь прочесть ее оказалось не поздно.
Ах если бы, ах если бы… Как говорит Витя, кабы не кабы да не но, были бы мы богаты давно.
С ней что было, то было, прошлое не вернешь, ошибок не исправишь, но хотя бы теперь, прочитав книгу, она будет официально уверена, что ее методы воспитания – это не потакание и попустительство в погоне за дешевой популярностью, как определяет их ее мама, а нормальные отношения родителей и детей, так что, когда выговаривают, что разбаловала сыновей, можно не стыдливо краснеть, а прямо заявить, что правда на ее стороне и она ни за что не станет подрывать своим детям психику так, как мама сделала с ее собственной.
И вообще можно ограничить общение до минимума, не чувствуя себя при этом последней свиньей. Это не глубинная подлость, не свидетельство мерзости ее натуры, а всего лишь здоровое желание человека защититься от негативных эмоций. В конце концов, на риторический вопрос «откуда в тебе столько злости?» всегда есть вполне конкретный ответ откуда.
Человек имеет право защищаться, когда на него нападают. Поэтому фраза «ты достаточно уже разрушила мою психику и мою жизнь, больше я тебе делать этого не позволю» – это не меч, а щит. Она всего лишь отражает удар, который мог бы разрубить тебя пополам. Точнее, то, что от тебя осталось после предыдущих ударов, которые ты был не в силах парировать.
Михаил Семенович писал, что в особо тяжелых случаях бывает необходимо полностью прекратить отношения с родителями, чтобы зажить полноценной жизнью. Сначала это утверждение показалось Ирине перебором, но, стоя возле плиты и помешивая толокно для детской кашки, она подумала, что он, пожалуй, прав.
Взять хоть ее собственный опыт со свекровью от первого брака. Она пожалела Ольгу Степановну, разрешила ей влезть в свою семью, хоть никогда не испытывала удовольствия от этого знакомства, но пошла навстречу старой одинокой женщине и что получила взамен? Тяжелый удар по психике маленького Егора, рана от которого еще не факт что затянулась без следа, а для себя эклампсию – когда Ольга Степановна ворвалась на партсобрание и разразилась потоком ужасных оскорблений и обвинений Ирины в кошмарных злодеяниях, несовместимых с обликом нормального советского человека… Нет, от психопатов определенно лучше держаться подальше, даже если это твои собственные родители.
Не так давно они с Егором читали рассказы Алексея Константиновича Толстого про упыря и семью вурдалаков. Очень жизненно – если один такой вампир заводится в семье, то в итоге всех перекусает. У всех начнутся проблемы с головой.
Или с радиацией можно сравнить. Живет такой заряженный в семье, излучает потихонечку негативную энергию, и никто понять не может, в чем дело, почему среди домочадцев сплошные перекосы поведения и отношений, болезни и упадок сил?
Башмачников прав – жизнь у человека одна, она бесценна и уникальна, и нельзя ее тратить впустую на чужие извращенные удовольствия.
– Прямо дышать легче стало, – сказала Ирина вслух и засмеялась.
После завтрака Егор убежал играть, а Ирина собралась на станцию за хлебом. В общем-то, можно было отложить до завтра, но Володя любил кататься в коляске и общаться со станционной собакой, а Ирина старалась побольше ходить, чтобы похудеть.
Гортензия Андреевна решила к ней присоединиться.
Они зашагали по знакомой дорожке. Сплошная июньская зелень сменилась разноцветным цветочным ковром, тяжело жужжали шмели, возле самого лица Ирины пролетела капустница. В детстве у нее был сачок, но ловить бабочек Ирине никогда не нравилось. Надо было их помещать в банку, как-то морить, потом пришпиливать булавкой… Вроде как не полагалось их жалеть, потому что многие бабочки и так живут один день, но от этого Ирине становилось только жальче и казалось совсем глупым пытаться зафиксировать такую мимолетную красоту. Она просто любила смотреть, как они летают, как сидят на цветке.
– Прочитали этот омерзительный пасквиль? – вдруг спросила Гортензия Андреевна.
Ирина поморщилась. Она догадывалась, что произведение Михаила Семеновича не придется по душе старой коммунистке, но такой резкой оценки все же не ждала. Хотела ответить что-то нейтральное, но, черт возьми, она же не далее как сегодня ночью прочла, что не стыдно иметь собственное мнение и выражать его.
– А мне понравилось. Прекрасная и полезная книга, – дерзко заявила Ирина и тут же съежилась в ожидании разноса.
Но Гортензия Андреевна только покачала головой:
– Что ж, написано тонко, со знанием дела, так что ничего удивительного нет в том, что даже вы, с вашим острым умом и безупречной логикой, угодили в эту ловушку.
– Может быть, потому, что он прав?
– Ира, это гадость, – уверенно заявила Гортензия Андреевна. – Если бы я ознакомилась с этими, простите, псевдонаучными испражнениями раньше, чем с их автором, то ни за что не стала бы связываться с ним, и вас бы отговорила. Ну а теперь что ж… Мы делаем важное дело, да и Витю жалко оставлять на произвол судьбы.
