– Ира, на службе, пожалуйста, оперируйте этим понятием, но в частной жизни лучше о нем забудьте, если хотите быть счастливы, – хмыкнула Гортензия Андреевна, – прощение – вообще дело непростое, только это единственное реальное спасение. Другого нет. Или застревать в своих обидах, сидеть и ждать того, что никогда не вернется, или понять, что детство кончилось, и вы сами теперь отвечаете за свою жизнь и можете сделать ее такой, как вы хотите. Башмачников в своем опусе предлагает образ мысли обезьяны, которая не в силах отпустить банан и освободиться из ловушки, но миллионы лет эволюции, Ирочка, не прошли же даром. Человеческий мозг способен осознать, что на одном банане свет клином не сошелся. Да, в детстве вы не получили любви, теплоты, заботы, но поезд с этим грузом ушел и никогда не вернется. Что ж делать, смотреть ему вслед или двигаться дальше? Оставаться несчастным недолюбленным ребенком, плачем и криком выпрашивающим к себе внимание, или повзрослеть, взять свою судьбу в собственные руки и самому дарить любовь и тепло? И тут без примирения с родителями не обойдешься, хоть ты тресни. Есть такая эфемерная штука, как сила рода. Официально она, конечно, не существует, но с ней приходится считаться. Дерево без корней не растет. Да, всякое бывает, родители рано погибают, семьи разлучаются, но если человек сознательно и добровольно отрекается от своих родителей, то не будет ему счастья.
Ирина пожала плечами.
– Это правда, Ирочка. Это и чисто практически так, потому что когда человек не общается с семьей и плохо отзывается о своих предках, то производит на нормальных людей очень плохое впечатление, и с ним стараются дела не иметь. Ну и на более глубоком уровне работает. Ведь, в конце концов, что такое «не могу простить?». Это страдание об упущенном благе, вот и все. Жена ненавидит и не прощает бросившего ее мужа, потому что после его ухода в ее жизни образовалась пустота, которую она не знает чем заполнить, и страстно мечтает, чтобы все вернулось на круги своя. Она может так до смерти и просидеть в муках благородной ненависти, а может найти себе занятие по душе, научиться жить сама, и тогда через год она об этом придурке и не вспомнит и очень быстро найдет себе нового избранника. Так же и ребенок может на всю жизнь застрять в своем несчастном детстве, в тщетной надежде как-нибудь получить то, что ему не додали, пропустив и романтичную молодость, и интересную зрелость, и активную старость. Знаете, Ирочка, если бы пасквиль Башмачникова попался мне в руки лет сорок назад, то я бы даже не сомневалась, что он написан под диктовку врага с целью подорвать основы нашего общества и расшатать институт семьи. А теперь подобные выводы не в чести, поэтому приходится выбирать, то ли Михаил Семенович искренне заблуждающийся инфантильный дурачок, то ли расчетливый деляга, понимающий, на какие точки надо надавить, чтобы завоевать дешевую популярность. И я даже не знаю, что из этого лучше.
– Раз уж мы с вами помогаем Вите в его работе, – предложила Ирина, – давайте на этот период думать, что Башмачников компетентный специалист, с которым вы просто не сходитесь во мнениях.
– Постараюсь, но это будет нелегко – наблюдать, как человек сеет отраву, и не пытаться его остановить.
– Прямо уж отраву…
– Еще раз повторяю: единственный способ быть счастливым – это взять свою жизнь в собственные руки, помогать близким и идти вперед, несмотря ни на что. Убеждать людей в обратном – значит кормить их ядом.
Ирина улыбнулась. Старая учительница права, но она суровая и одинокая женщина, в ее представлениях о семейной жизни больше идеализма, чем реализма. Бывают такие близкие, которым помогать – что небо красить. Взять жизнь в собственные руки, допустим, хорошо, но как быть с авторитарными предками, исповедующими принцип: или будешь делать, как я велю, или ты для меня не существуешь? Как совместить-то свою свободу воли с родительским диктатом?
Истина всегда где-то посередине, так что и Гортензия в чем-то права, и Михаил Семенович. Да, надо идти вперед, но книга Башмачникова помогает сбросить груз вины, ношу совершенно бесполезную.
– Что интересно, – вдруг заметила Гортензия Андреевна, – мадам Макарова готовила так, что боги облизывались и не хотели вкушать свою амброзию. Ее печенье – это было просто что-то изумительное, на школьных «ярмарках солидарности» и праздниках в Леночкином классе из-за него просто дрались.
– Лучше, чем у меня? – прищурилась Ирина.
– Не заставляйте меня лгать из любви к вам, дорогая, – улыбнулась Гортензия Андреевна. – Вы великолепная кулинарка, но Макарова – редкий талант, гений, Моцарт поварского дела. Как господь поцеловал в темечко такую стерву – это просто непостижимо.
⁂
За многие годы служебных интриг Федор развил в себе великолепное чутье аппаратчика, и сейчас оно подсказывало ему, что дела пора объединять. Если все так, как он думает, то вскоре последует третья жертва, а вслед за ней не замедлят появиться и оргвыводы.
Маньяка так и так не поймают, но после объединения дел это будет вина следственной группы, а без объединения – ошибка прокурора. Недоглядел, не внял предупреждениям, и вот пожалуйста, новый труп.
Нет, нельзя потерять репутацию прозорливого и решительного руководителя из-за глупых страхов.
Все, кто знал правду, мертвы, тайна похоронена вместе с ними.
Виктор Николаевич Зейда, конечно, дурак, но не до такой степени, чтобы за свой счет ехать в глухомань за жалкими крупицами информации, в то время как ему обещан жирный пирог прямо на блюде.
Абсолютно ничего не угрожает репутации прокурора, но на душе у Федора было тяжело и неспокойно.
А интересно, кстати, откуда Виктор Николаевич вообще узнал, что двадцать лет назад Макаров выловил серийщика? Он тогда еще лежал в пеленках, максимум посещал детский сад, но в любом случае новости криминального мира находились вне сферы его интересов.
В СССР подобные преступления не афишируются, наоборот, старательно заметаются под коврик, стало быть, и гениальным сыщикам не воздают всенародных почестей. О том, что Макаров переведен из тьмутаракани в Ленинград не по дикому блату, а потому, что блестяще раскрыл серию убийств, какое-то время шептались в кулуарах, но вскоре позабыли.
Откуда это стало известно Зейде, человеку пришлому, не имеющему отношения к правоохранительным органам? Вопрос не праздный. Хотя… Его же привела Гортензия Андреевна, а от этой дамы ничего не скроешь. Наверняка она наводила справки о всем семействе Макаровых, когда сцепилась с Татьяной, запомнила, а теперь пригодилось.
Наступили жаркие дни, в городе было душно и пыльно, Татьяна пилила его, что они до сих пор не купили дачу, мол, у всех есть, только они одни травятся выхлопными газами. Ленке надо отдохнуть после учебного года, поправиться, набраться сил, а к бабушке она в этом году наотрез отказывается ехать.
Федор слушал, кивал, обещал и не напоминал жене, что коммунизм пока не победил, поэтому такая прозаическая вещь, как деньги, до сих пор еще в ходу. Он отлично зарабатывал, но содержал семью из трех человек на весьма широкую ногу. Вклад жены в семейный бюджет был скромен, Ленка училась, а деньги имели свойство расползаться неведомо куда. Обе женщины хотели хорошо одеваться, правильно питаться, остальное жена спускала на наведение красоты, а дочь – на всякие молодежные штучки типа кассетного магнитофона. Взяток Федор не брал, так что жили, по сути, от зарплаты до зарплаты. Естественно, это было не от зарплаты до зарплаты рядового следователя или рабочего. Всегда оставалось на отпуск у моря, на поход в ресторан компанией или вдвоем с женой, на театры и прочие культурные развлечения.
