Наверное, ее отправили в командировку, а приятный доктор просто об этом не знал. Сейчас она позвонит, все выяснится, и они вместе посмеются над его страхами.
Но вот наконец лицо было тщательно выбрито, а телефон мертво молчал. Федор медленно надел рубашку, тщательно завязал галстук и выпил стакан воды из графина. Телефон молчал, а Федор не знал, что еще придумать, чтобы отсрочить страшный звонок в дежурную часть.
«Ты просто узнаешь, что Глаши в их списках нет, вот и все, и сразу тебе станет спокойнее!» – убеждал он себя, но не мог притронуться к телефонной трубке, потому что другой ответ был слишком страшен.
Часы показывали без трех минут четыре, и Федор наказал себе позвонить, как будет ровно, но тут в дверь просунулась вихрастая голова молодого следователя Кузнецова:
– Разрешите на секундочку, Федор Константинович…
Он жестом показал, мол, входи.
Кузнецов был сыном влиятельнейшего академика, поэтому чинопочитанием себя не слишком утруждал. Умный, работоспособный, инициативный до дерзости парень, Федор и сам был бы таким, имей он на старте карьеры хоть минимальную поддержку. Многие Кузнецова недолюбливали, шипели, что легко быть смелым, когда папа тебе со всех сторон подстелил соломки, а Федору, навидавшемуся художеств других номенклатурных деток, парень нравился – ведь когда ты наилучшим образом используешь подарки судьбы, это вызывает только уважение. Он благоволил Кузнецову и поручил ему объединенные дела об убийствах девушек, чтобы парень узнал вкус настоящей работы. А заодно, если вдруг будет сопутствовать удача и он поймает преступника, заявил о себе как о перспективном кадре.
– Тут такое дело, Федор Константинович… Я получил сообщение из района, похоже, третья жертва у нас.
– Хорошо, забирай себе. Я распоряжусь.
– Там не все совпадает, но по формальным признакам один в один.
– Вот и разбирайся, Сережа, наш случай или не наш. Я верю, что ты справишься.
Федор притянул к себе лист бумаги, чтобы записать данные по делу, и когда Кузнецов назвал фамилию жертвы, он подумал, что ослышался.
– Повтори, – сказал он хрипло.
Кузнецов повторил.
Мир плавился и исчезал, будто фотопленка под лампой.
– Опознали?
Как сквозь вату он слышал, что в сумочке нашли пропуск в библиотеку, по которому предварительно установили личность девушки, и теперь устанавливают адрес, место работы, семейное положение и прочее.
Федор изо всех сил сжал виски, но все равно чувствовал себя будто под водой. Можно промолчать, затаиться и ждать, пока энергичный Сережа выволочет его на свет божий, как крысу из норы. Можно наврать, что он обращался к Глаше за медицинской помощью…
– Не надо ничего искать, – прохрипел Федор, – если это она, то я все про нее знаю. Мы встречались.
– Где?
– Везде. Мы были любовниками.
Он плохо помнил, как доехали до морга, шли по холодным серым коридорам, потом ждали, а Федор молился, чтобы это все оказалось ошибкой.
Санитар с грохотом выкатил каталку с телом, и по выбившейся из-под простыни пряди волос Федор узнал Глашу.
Он подошел, вгляделся в лицо, синее, опухшее, чужое. Вдруг все-таки ошибка?
– Ступню покажите.
Санитар отогнул простыню с ног, и сомнений не осталось. Маленькие детские пятки тридцать четвертого размера… Он еще смеялся, что Глаше по законам физики трудно стоять на таких крошечных ножках у операционного стола и если она хочет стать великим хирургом, то надо срочно отрастить себе лыжи размера тридцать девятого, а лучше сорокового.
Федор погладил холодную мертвую ступню, провел ладонью по Глашиным волосам, будто она могла еще что-то почувствовать. Скоро чужие равнодушные руки разденут ее, бросят на полку холодильника к другим телам, а потом…
От мысли о предстоящем вскрытии Федор, кажется, пошатнулся, потому что Кузнецов быстро вывел его на улицу через черный ход. Там стояла узкая скамейка, неопрятно заросшая лопухом и крапивой. Федор сел. Через несколько минут появился Кузнецов, подал ему мензурку, Федор машинально выпил. Кажется, это был медицинский спирт, потому что пелена, окутавшая мир, ненадолго стала прозрачнее. Наискосок через маленький сквер располагался парадный вход, возле него стояли несколько пожилых женщин в черных кружевных шарфах на головах, и Федор вдруг вспомнил, что это считается хорошо, когда на похороны приходит мало народу – значит, человек прожил долгую и счастливую жизнь. А как будет с Глашей? Позволят ли ему заниматься ее похоронами? И когда вообще тело отдадут? Сейчас надо держать себя в руках, пока он еще может что-то для нее сделать… Нельзя раскисать.
Они вернулись в прокуратуру, и Федор позволил Сергею допросить себя. Отвечал машинально, не думая, потому что его жизнь перестала иметь значение. Только когда Сергей спросил, собирался ли он жениться на девушке из-за беременности, Федор опомнился и сказал, что нет. Их вполне устраивали сложившиеся отношения.
Дав Федору протокол допроса на подпись, Сергей мягко заметил, что ситуация сложилась весьма щекотливая. У товарища прокурора безупречное алиби, подозревать его нет никаких оснований, но тем не менее он, как человек из ближнего круга жертвы, не может контролировать расследование и вообще следить за его ходом.
– Возьмите больничный, Федор Константинович, – посоветовал Кузнецов, складывая протокол в папку, – тем более что вид у вас, честно говоря, не очень.
Федор обещал завтра сходить в поликлинику.
– В крайнем случае отпуск возьму, если уж совсем здоров.
– Я обещаю найти настоящего преступника как можно скорее, – пылко заверил Кузнецов.
Федор пожал плечами. Настоящего преступника, надо же. Что его искать, вот он тут, весь перед вами. Это он убил Глашу, и не важно, что кто-то другой сомкнул руки на ее шее, виноват только он. Приди он к ней на день раньше, Глаша была бы сейчас жива, и ребенок рос бы в ее животе, а не превратился в мертвый сгусток клеток. Да что там день, если бы он не взял трубку или взял, но сказал, что никак не может приехать на это несчастное обрушение, то как раз успел бы перехватить Глашу на пороге и никуда не пустил, и они бы легли в постель и были счастливы.
Действие спирта заканчивалось, и мир снова затягивала серая пелена, но мысль, что по-настоящему он убил Глашу еще двадцать лет назад, оставалась ясной, и боль от нее не давала ему дышать.
– Подождите, Сережа, сядьте, – Федор заставил себя улыбнуться, – я должен вам рассказать кое-что еще.
⁂
Усадив Егора за уроки, Ирина отправилась с младшим сыном на вечернюю прогулку с тем расчетом, чтобы Кирилл, возвращаясь с работы, поднял наверх коляску.
С утра лил по-осеннему скучный и мелкий дождь, но после обеда распогодилось, солнце ласково пригревало, и детская площадка оказалась забита мамочками с детьми, так что к любимым Володиным качелькам было не подступиться.
