– Может, еще не поздно исправить.
Ирина покачала головой:
– Да нет, Сева сказал, там травмы, несовместимые с жизнью.
– Что поделать…
Ополоснув фарфоровый чайник кипятком, Кирилл насыпал свежей заварки и налил немного воды, чтобы через несколько минут долить дополна. Ирина не понимала смысла этой сложной технологии, но было приятно, что муж так для нее старается.
– А что случилось, неизвестно?
Она пожала плечами:
– Вроде лихачил…
– А вдруг подстроили?
– Кто?
– Преступники, мафия всякая.
Ирина усмехнулась:
– Кирюш, мы, слава богу, не на Сицилии живем и не в Нью-Йорке.
– Мафия все равно есть.
– Ой…
– Есть-есть.
– Допустим, но Макаров тем и славился, что с кем угодно мог договориться. Зачем такого убирать?
– А ты, наоборот, несговорчивая у меня.
– Поэтому выше судьи вряд ли поднимусь.
– Слушай, Ир, а может, тебе вообще уволиться?
– Почему вдруг?
– Ира, но мы же, в сущности, богатые люди, всем обеспечены, так что копить ни на что не надо, зарабатываю я дай бог каждому и прекрасно могу содержать семью.
Ирина кивнула, пока не в силах сообразить, рада она этому разговору или не очень.
– Работа-то у тебя хуже, чем у шахтера в забое, – продолжал Кирилл.
– Ты преувеличиваешь.
– Да что ты! Тебе же приходится с головой нырять в жестокость и порок, целыми днями лопатить человеческую грязь и переживать чужое горе, но мало этого, на тебя еще давят, запугивают, пока всякие начальники, а скоро и преступники подключатся. Вдруг тебе дадут крупное хозяйственное дело?
– У нас по ним Табидзе главный специалист.
– А если он уволится или заболеет? Ведь хозяйственные преступления – это не только продавщица тетя Маша с гирькой в весах.
– Спасибо, я в курсе.
– Найдутся люди, способные тебя сломить или устранить.
Ирина пожала плечами. Теоретически такое возможно, но на практике очень маловероятно. Если убивают, то следователей, и, слава богу, очень и очень редко, а когда дело доходит до суда, то уже поздно дергаться.
– Ты, конечно, слишком умная для того, чтобы сидеть дома, но можно же перейти на преподавательскую работу…
– В принципе да, – улыбнулась Ирина, – только диссертацию надо защитить.
– Так давай! – воодушевился Кирилл. – Я через своего архитектора попробую прокачать, чтоб тебе нашли место в университете. Я хоть буду за тебя спокоен, а то каждый раз провожай тебя на работу, как в бой…
Ирина погладила его по руке.
– Не думала, что ты так обо мне тревожишься, и хочу тебе сказать, что вообще народный суд – совершенно безопасное место.
– А если бунт или побег? Или какой-нибудь безумный родственник, недовольный приговором, тебя подстережет?
– Кирюша, это просто надуманные страхи, все равно как я боялась бы, что тебе какая-нибудь деталь свалится на голову или ты упадешь в чан с кипящей лавой.
– У нас такой чан по ГОСТу не предусмотрен, – засмеялся Кирилл.
– Технику безопасности всегда можно нарушить. Короче говоря, да, в твоем цеху может что-то произойти, у меня подсудимый способен пойти вразнос, и постыдный самосуд иногда случается. Все бывает, но подобные вещи происходят очень редко и предотвратить их невозможно, так что глупо отравлять себе жизнь тревогой о них, ведь горе приходит всегда откуда не ждали. Думаешь, Макаров знал, что сегодня разобьется? Наверняка ведь волновался о чем-то совсем другом.
Кирилл улыбнулся и быстро поцеловал Ирину в висок.
– Твой полный комплект банальностей меня, конечно, убедил. Обещаю больше не волноваться, но, Ирочка, если честно, мне стыдно, что я не могу оградить тебя от всей этой мерзости. Вот Витька на что мужик и всякое повидал, а и то еле выдерживает копаться в выгребной яме человеческих извращений.
Ирина пожала плечами.
– Еле выдерживает, – повторил Кирилл, – говорит, лучше бы с дебилами картинки раскрашивал, чем каждый день в это дерьмо нырять.
Ирина хотела сказать, что Зейда сам стремился в это дерьмо, так что пусть теперь не ноет, но вовремя вспомнила, что та жена хороша, которая не встревает в крепкую мужскую дружбу, и прикусила язык.
– Так ему три года всего потерпеть, а тебе всю жизнь в этом вариться, Ирочка.
Она улыбнулась, понимая, что именно недоговаривает муж. Ему хочется, чтобы жена сосредоточилась на нем и на детях, чтобы мысли ее были заняты семейными, а не уголовными делами. Чтобы она вникала в проблемы детей, а не в извилистый ход мысли сумасшедших убийц. Чтобы не несла с работы в дом тревогу и чужую грязь.
Он работает не просто много, а невероятно много, к тому же еще физически тяжело, и, черт возьми, имеет право дома только отдыхать, чтобы ему подносили суп, второе и компот и выдавали чистую одежду вкупе с целыми носками, и чтобы все это делала не измотанная, не до полусмерти уставшая и задерганная женщина, а милая уютная женушка, неиссякаемый источник любви и ласки. И дети ее достойны любящей матери, у которой есть время и силы действительно вникать в их детские проблемы и помогать их решать.
Она ведь так хотела настоящую семью, истово, до озноба, до стиснутых зубов, и после развода шла на все, лишь бы только эту семью заполучить. Переступала через себя, унижалась, лишь бы только все как у всех, муж и дети. В этой погоне за счастьем как-то забылось, что семья – это не просто вывеска, не показатель твоего успеха, не то, чем ты можешь похвастаться и уесть менее удачливую женщину. Нет, семья – это люди и труд, это сообщество, в котором каждому приходится в чем-то уступить, чтобы выиграли все.
Гортензия Андреевна, хоть и прожила жизнь одна, придумала очень интересную теорию. По ее мнению, когда создается семья, появляется некий общий счет или банк энергии. Все, что делается от души, с радостью, наполняет этот счет, а то, что по принуждению, опустошает его. Отсюда следует неожиданный и крамольный вывод, что порой лучше не делать, чем делать. Ни для кого не секрет, что в мире полно вялых мужиков, которые и на работе не слишком усердствуют, и дома не переломятся, но и женщин, с дикой страстью стремящихся к замужеству, тоже немало. И вот двое таких вступают в союз, молодая жена пребывает в таком экстазе, что наконец заполучила вожделенное кольцо, что готова верно служить своему супругу и повелителю, особенно если он догадался как следует помариновать ее в неопределенном статусе беременной сожительницы. Например, мамина подруга тетя Нина была совершенно безумной хозяйкой. За обедом меняла тарелки не два, а четыре-пять раз, каждый день готовила несколько салатов и что-то пекла и в довершение всего кормила кота с ложечки. Ирина помнила, как изумилась, когда дочка тети Нины сказала, что мать пришивает ей воротнички к форме и собирает портфель. Секрет такого рвения был прост – дядя Валя раздумывал, жениться ли ему на тете Нине всю ее беременность старшим сыном, и бедная женщина двадцать лет не могла опомниться от ужаса, что была на волоске от презренной участи матери-одиночки. Только несмотря на рвение тети Нины, счастья в этой семье было маловато. Дядя Валя стал совсем безучастным, сын рано начал пить, а дочь выросла избалованной неумехой с огромными запросами, отчего ей не подходила ни одна работа и ни один ухажер, существующие в реальности. Разве что кот был доволен, да и то вряд ли.
