– Да так и знать! – вспылил Федор. – Ты думаешь, почему меня до сих пор не перевели в ведомственную больницу?
– Знаешь, Федя, ты радуйся, что тебя на тот свет не перевели, – огрызнулась Татьяна, – тебя вообще из машины доставать не хотели…
– Знакомое дело. Смерть в пути гораздо хуже, чем смерть до прибытия.
– Врачи совершили настоящий подвиг, что тебя спасли, – продолжала Татьяна, – а я после этого должна просить, чтобы тебя перевели в другую больницу? Это непорядочно.
– Не в этом дело! Четвертое управление должно было само позаботиться и организовать перевод, и не сделало оно этого по единственной причине. Воскобойников запретил. Сказал небось, пусть сгниет в этом отстойнике. Да и статьи подобного рода не появляются в печати спонтанно.
Жена пожала плечами.
– Не появляются, – повторил с нажимом Федор, – так что я сбитый летчик.
– Кто-то должен будет навещать тебя на зоне и слать передачки, а законной жене делать это проще, чем посторонней женщине. Разведемся после твоего освобождения.
Федор фыркнул:
– Танюша, если ты примеряешь на себя корону жены декабриста, то ничего не выйдет. Продолжительность моей жизни в колонии составит максимум двадцать минут, пока уважаемые люди будут оспаривать друг у друга честь поставить прокурора на перо.
– Но…
– Без вариантов. Ты даже сухарей насушить не успеешь.
Татьяна пожала плечами:
– Тогда я вообще не вижу смысла разводиться.
Федор засмеялся.
Как только Федор смог сам доползать до туалета, он настоял, чтобы Татьяна прекратила с ним сидеть. В конце концов, это просто невежливо по отношению к другим пациентам, когда женщина целый день торчит в мужской палате. Пока он был тяжелый, еще туда-сюда, но теперь выглядит настоящим хамством. Жена все равно приезжала каждый день, привозила еду, которой Федор щедро делился с соседями. К нему аппетит так и не вернулся, врач говорил, что из-за антибиотиков. Он исхудал и как-то раз, посмотревшись на себя в оконное стекло, заметил, что больше похож на охапку хвороста, одетую в пижаму, чем на живого человека. Но на это было наплевать.
Он обессилел не только телом, но и духом, в основном лежал, глядя в потолок, и фантазировал о том, как бы счастливо жил с Глашей.
Это немножко напоминало детство. Даже комната была похожа, и кровать с такой же сеткой, да и тогдашние его соседи могли спокойно вырасти в нынешних соседей по палате, за исключением деда. И тогда он после отбоя, прежде чем заснуть, подолгу грезил о том, как его находят родители и забирают домой, и они пьют чай за круглым столом, а сверху горит зеленый абажур с бахромой, такой, как он видел в фильме. Не сбылось, и с Глашей тоже никогда не сбудется, и жизни осталось совсем чуть-чуть, как раз на помечтать.
Федор не кокетничал, когда говорил жене, что в колонии его убьют. Это нужно поистине удивительное стечение обстоятельств, чтобы сотрудник правоохранительных органов выжил на зоне, а Воскобойников уж постарается, чтобы оно не сложилось. Связи везде, слава богу, есть, проследит, чтобы Федор не отделался условным сроком и попал в самую лютую черную зону. Что ж, имеет право мстить убийце сына, чувство даже благородное.
Федор прислушался к себе. Странно, но его душа молчала, он не испытывал ненависти к тому, кто лишил жизни его любимую и будущего ребенка, наверное, потому, что знал – виноват только он сам, его молчание и страх.
Кузнецов сказал, что Глаша, в отличие от других девушек, активно сопротивлялась, поэтому он не исключает версии, что ее лишил жизни не маньяк, а подражатель. И, в общем, Федор идеально подходил на эту роль, если бы не твердое алиби – во время убийства он находился на глазах у огромного количества не просто людей, а сотрудников правоохранительных органов. Но он мог быть заказчиком, он сам или его жена.
Думать об этом очень не хотелось, но не странное ли совпадение, что Глашу убили, как только он объявил, что уходит из дому?
И Глаша ни за что не стала бы общаться с незнакомым мужиком, а с женой любовника стала бы. И пошла бы с ней куда угодно, потому что чувствовала себя виноватой.
Татьяна не знала, кто такая Глаша и где живет. Но Федор так мало заботился о конспирации, что выяснить это не составляло для жены никакой проблемы.
Глаша была в три раза сильнее хрупкой Тани. А мало у нас по дворам трется алкашей, готовых за бутылку на что угодно?
Бред, конечно, но Татьяна злая и мстительная женщина и готова абсолютно на все ради своей безупречной репутации. Она ведь и сейчас так самоотверженно ухаживает за ним не потому, что сильно любит, а чтобы никто не мог ни в чем ее упрекнуть. Не важно, как она относится к мужу, и абсолютно наплевать, как он относится к ней, главное, чтобы все видели, какая она безупречная и добродетельная супруга.
Потом, наверное, женщины в принципе мыслят иначе, для них соперница – не более чем враг и коварный захватчик, а всем известно, что, когда враг не сдается, его уничтожают.
Но если жена своими или чужими руками убила Глашу, то снова виноват только он. Женился без любви и жил без сердца, холодно, напоказ. Ни сблизиться с женой силы духа не хватило, ни развестись.
Только он сам все разрушил, мстить некому.
Оставалось надеяться на профессионализм Кузнецова, что тот поймает маньяка до того, как Федора посадят, и он успеет в случае чего вывести Татьяну из-под удара.
Уходя, жена оставила ему номер «Науки и жизни», но Федору было еще трудно читать, и он попытался отвлечься от мрачных подозрений кроссвордом. В этом журнале печатали поистине зубодробительные кроссворды, он никогда не отгадывал больше половины, а в этот раз вообще не знал, с чего начать. Лежал и думал, то ли кроссворд мудрее обычного, то ли он сам после травмы отупел.
Вдруг дверь палаты приоткрылась, и показалась смутно знакомая физиономия. Федор нахмурился, припоминая, но сообразил, что это Виктор Николаевич Зейда, только когда тот вошел весь целиком. Больше ни у одного человека в жизни Федор не видел таких широких плеч.
Витя огляделся, увидел Федора, и его резкое лицо просияло:
– Федор Константинович, а шо сталося?
Федор вкратце рассказал.
– Лучше гипс и кроватка, чем гранит и оградка, – глубокомысленно заметил Зейда и присел на Танин стул.
Федор почувствовал себя немного неловко, как бывает перед любым человеком, который поймал тебя на вранье, но Витя вел себя так непринужденно, что он вскоре об этом забыл.
Оказалось, Зейда пришел навестить дежурного врача, своего старого приятеля, и тот спросил, не знает ли он, как психиатр, каких-нибудь способов вернуть человеку память, Витя согласился проконсультировать, а тут, вот сюрприз, прокурор!
– Витамины для мозгов хотел назначить, – важно сказал Витя, – та куда там в вас уколы ставить…
