Доехали до телефонного автомата. Татьяна подала ему трубку, Федор продиктовал номер, Татьяна прокрутила цифры на металлическом диске.
В трубке долго раздавались щелчки и шорох – не соединяли, потом пошли длинные гудки, и Федору было тошно от своей догадки.
Он попытался вспомнить обстоятельства того своего давнего дела. Нет, ничего, никакой зацепки, которую бы теперь можно было привязать к Башмачникову.
В сущности, вся его система доказательств – не более чем глупые догадки человека с ушибом мозга. Не получится ли так, что из-за него снова пострадает невиновный, а настоящий маньяк останется на свободе?
Федор почти обрадовался, что никто не берет трубку и можно ехать в палату, чтобы все взвесить и обдумать, но тут раздался щелчок соединения.
– Приезжай, – сказал Федор, – я, кажется, знаю, кто убийца.
⁂
Ирина завороженно смотрела, как Гортензия Андреевна складывает салфетки в виде тиар, попробовала сама, но ничего не вышло. Посуда на столе задребезжала – это в коридоре промчался Зейда с Егором под мышкой. Оба заливисто хохотали.
– Предупреждаю тебя, Витя, – процедила Ирина ребятам вслед, – если ребенок сейчас разгорячится и простудится, на больничном с ним будешь сидеть ты.
– Та будь ласка! Все одно я без научника, сирота, – захохотал Зейда и скрылся в комнате.
Женщины переглянулись.
– Все-таки, как хорошо, когда можно больше никого не подозревать, – сказала Ирина.
– Так что он, признался?
– Конечно. Теперь надеется, что его признают невменяемым.
Гортензия Андреевна фыркнула:
– Не признают, среди его коллег он один такой выродок. А вам уже сообщили, Ирочка, чем он опаивал несчастных девушек?
– В том и дело, что ничем! – всплеснула руками Ирина. – Башмачников находил своих старых пациенток, предлагал встретиться – якобы ему надо для научной работы, а потом убалтывал до того, что они сами соглашались, чтобы он их задушил.
– Не поняла… – нахмурилась Гортензия Андреевна. – Как нормальный человек может согласиться на такое?
– Башмачников специально выбирал девушек с тяжелыми неврозами, акцентуациями личности, в общем, не психически больных, но что-то близко к этому, и внушал, что они избавятся от страданий и тревог, если переживут кратковременную гипоксию.
– И эти дуры соглашались? Прости господи, конечно.
– Как ни странно, да. Они ведь верили Башмачникову, он же был такой добрый, так прекрасно их понимал, так хотел помочь… Это только последняя девушка послала его подальше, но все равно пришлось ее убить, потому что иначе она на него заявила бы в милицию. Ведь эта девушка знала, кто он такой.
– Все-таки он, конечно, сумасшедший…
– Но вменяемый. Окончательно это нам Витя пусть скажет, когда закончит свое исследование, потому что инициатива-то прекрасная, несмотря на то, что Башмачников ее придумал, только чтобы следить за ходом следствия.
Гортензия Андреевна сложила последнюю салфетку и заметила, что поговорка «нет худа без добра» исключительно верна.
– А вы говорите, интуиции не существует, – улыбнулась Ирина, – хотя вы вычислили Башмачникова еще в середине лета, помните?
– Ох, Ирочка, не напоминайте лучше! Это же азы оперативной работы – когда люди дают противоположные показания, первым делом надо проверить, кто из них лжет. Если бы я сразу задала себе вопрос, с какой целью Михаил Семенович утверждает, что Витя сам выбрал такую скользкую тему для диссертации, возможно, третьей жертвы удалось бы избежать. Но я, точно Зиночка из прекрасного фильма «Иван Васильевич меняет профессию», подумала: «Не может же он каждую минуту врать?» – и решила, что тут имеет место обычное недопонимание. Непростительная ошибка с моей стороны.
– А ведь он нам Витю подставлял, – вдруг сообразила Ирина и на всякий случай понизила голос: – Мало того, что лгал, так еще и терпел, не убивал, когда Зейда уехал на каникулы. Если бы Макаров не додумался в конце концов до правды, то Башмачников бы нам еще улик на Зейду подкинул, и так ненавязчиво, что мы бы сдали его в милицию, гордясь собою.
Гортензия Андреевна неопределенно пожала плечами:
– Давайте, Ирочка, до суда повременим с выводами.
– Вы сомневаетесь?
– Не то что бы, но, насколько я поняла, там еще доказывать и доказывать: и ту, первую серию, которую не раскрыл наш доблестный Макаров, и особенно те преступления, которые Башмачников совершал в своем дачном доме. Тут вообще непонятно, за что хвататься и с чего начинать.
– Это да… – вздохнула Ирина, – работы еще море.
– Концепция Макарова весьма умозрительна, поэтому, если мы с вами не признаем собственной интуиции, то давайте не будем слепо доверять и чужой.
– Что ж, давайте не будем, – улыбнулась Ирина, – но мне кажется, что интуиция, или чутье, называйте, как хотите, все же существует, и иногда надо довериться ему. Вот вы не прислушались к своему внутреннему голосу, а выяснилось, что он был прав.
Гортензия Андреевна критическим взглядом оглядела стол и подровняла бокалы, чтобы они стояли как по линейке.
– К сожалению, Ирочка, – улыбнулась она, – на каждое наше «да» у жизни есть свое «но», и с этим приходится считаться.
