Несколько недель Кэрол Энн принимала лекарства, назначенные доктором Дэвидсоном. Тошнота продолжала ей досаждать, но пациентка не сдавалась. Потом ее симптомы, поначалу вроде бы ослабев, начали возвращаться. Дэвидсон изменил дозировку антибиотика, а когда и это не помогло, выписал ей другой. Каждый раз Кэрол Энн становилось немного лучше, но лишь на короткое время. Спустя пару месяцев она снова оказалась в кабинете Дэвидсона – измученная и больная. Симптомы возобновились, а от нового лекарства тошнило еще сильнее, чем от предыдущего. Она принимала антибиотики уже полгода, а состояние ее было даже хуже, чем при первом обращении.
– Мне всего 60, а я чувствую себя старухой, – сказала она врачу. – Что со мной такое? Если это хроническая болезнь Лайма, почему мне становится только хуже?
Он ответил, что это интересный вопрос. Будь у нее стойкая инфекция, ей уже должно было стать лучше. Получается – врач сделал паузу, – что это, видимо, не хроническая болезнь Лайма. Очевидно, у нее что-то другое. Он посоветовал женщине вновь обратиться к своему терапевту. Может, тому удастся ей помочь. Дэвидсон занимался только пациентами с болезнью Лайма. Он сделал все, что было в его силах.
Разочарованная и расстроенная, Кэрол Энн согласилась. Терапевт отправил ее к новому ревматологу и наконец, после двух лет с начала болезни, Кэрол Энн оказалась в приемной доктора Линды Бокенстед на медицинском факультете Йеля. Сидя в комнате ожидания, она сомневалась, не ошиблась ли адресом – приемная больше напоминала клинику, чем обычный офис семейного врача. Вместе с ней ждали своей очереди более 20 пациентов, явившихся к разным врачам, имена которых она увидела на табличках, когда входила в двери. Наконец ее провели в небольшой ярко освещенный кабинет. На стенах не было картин или плакатов, на столе – никаких личных вещей. Кабинет выглядел таким же холодным и безликим, как номер в сетевом отеле.
Но все изменилось, когда в него вошла Бокенстед. Это была высокая женщина со светлыми волосами и добрыми карими глазами. Представившись, она присела на металлический стул и, глядя прямо в лицо Кэрол Энн, спросила, что ее сюда привело. И выслушала – не перебивая – всю историю пациентки. Кэрол Энн рассказала, как сначала у нее диагностировали болезнь Лайма, и как следом за тем возникли новые мучительные симптомы. Описала долгое безуспешное лечение антибиотиками, отвратительно сказавшееся на состоянии ее желудка и на организме в целом. Теперь она едва могла пошевелить руками, плечи постоянно болели, а по ночам так тянуло колени и тазобедренные суставы, что она совсем лишилась сна. Женщина чувствовала себя усталой и не могла ни на чем сосредоточиться. Сильно пострадала ее память. Она стала раздражительной и часто волновалась по пустякам. Во время рассказа Бокенстед делала заметки, а когда пациентка закончила, задала еще несколько вопросов относительно ее загадочных симптомов.
Далее она осмотрела Кэрол Энн, уделяя особое внимание болезненным суставам. Шея и плечи были напряжены, подвижность в них нарушена. Суставы пальцев и запястий, чаще всего страдающие от ревматоидного артрита и волчанки, были подвижны и не болели. При осмотре тазобедренные суставы и колени также оказались безболезненными и подвижными, но Кэрол Энн жаловалась, что по ночам они болят, а утром она из-за них с трудом может встать с кровати. В остальном осмотр отклонений не выявил.
К концу беседы у Бокенстед появилось три предположительных диагноза. Первый – самый опасный – это болезнь, распространяющаяся не на суставы, а на кровеносную систему, так называемый гигантоклеточный артериит. Чаще всего он возникает у женщин старше пятидесяти лет и атакует крупные кровеносные сосуды. Без лечения болезнь может приводить к слепоте и инсультам. Его основные симптомы – усталость, потеря веса и боли во всем теле (имевшиеся у Кэрол Энн), а также головная боль и боль в челюсти, которых у нее не было. Тем не менее из-за тяжести болезни Бокенстенд не могла сбросить ее со счетов.
Вторым вариантом, который казался ей наиболее вероятным, было распространенное, но плохо изученное заболевание мышц и суставов под названием ревматическая полимиалгия. Обычно она провоцирует тугоподвижность шеи, плеч и тазобедренных суставов, а также повышенную утомляемость и иногда лихорадку. Самое необычное в ней то, что она возникает внезапно и без видимых причин. Пациенты говорят, что она похожа на грипп, который никак не проходит.
Третий вариант, ревматоидный артрит, не совсем подходил под описанные симптомы, но без лечения мог привести к неизлечимым повреждениям суставов.
Бокенстед объяснила свой ход рассуждений и направила пациентку на обследования, чтобы выявить предполагаемые заболевания суставов, а также назначила повторный анализ на болезнь Лайма. Также она решила провести рентген плечевого пояса, который должен был показать, не причинил ли ревматоидный артрит, если это был он, вреда ее опорно-двигательному аппарату.
Две недели спустя Кэрол Энн снова сидела в кабинете Бокенстед. Та перешла сразу к делу: она была практически уверена, что у пациентки ревматическая полимиалгия. Рентген не подтвердил ревматоидного артрита, а анализы не выявили бактериальной инфекции – ни болезни Лайма, ни какой-либо другой.
По иронии судьбы, на ревматическую полимиалгию нет никаких анализов – они используются лишь для того, чтобы отмести все прочие варианты, и диагноз базируется на их результатах и на симптомах больного. Бокенстед объяснила, почему решила, что это полимиалгия: у Кэрол Энн все классические симптомы. Прежде всего, женщины заболевают ею в четыре раза чаще мужчин. Кэрол Энн старше пятидесяти лет – данная возрастная группа находится в зоне наибольшего риска (один случай полимиалгии на двести человек). Симптомы возникли внезапно и напоминали инфекцию. Боль появлялась преимущественно в крупных суставах: плечевых, тазобедренных и коленных. Позвоночник и мелкие суставы рук и ног не пострадали, что характерно для данной болезни. Рентген и анализы крови не выявили никаких других ревматических заболеваний или инфекций.
Кэрол Энн слушала доктора молча. Если все это правда, то Дэвидсон напрасно лечил ее антибиотиками, и зря она так долго мучилась от тошноты. Она не была готова принять новый диагноз, хоть и доверяла Бокенстед. Но ведь и Дэвидсону она доверяла тоже! К тому же она читала в интернете, что преднизон, который Бокенстед ей предлагала, может ухудшать течение инфекционных заболеваний, – а ведь одно из них у нее подозревали.
– Так вы не думаете, что у меня хроническая болезнь Лайма? – спросила Кэрол Энн.
Бокенстед сделала паузу.
Они вступали на опасную территорию. На собственном горьком опыте Бокенстед знала, что сторонники «хронической болезни Лайма» – и врачи, и пациенты, – могут очень жестко нападать на тех, кто скептически относится к этому диагнозу. Она училась в Йеле и в 2000-х была свидетельницей протестов, устроенных этими людьми возле лаборатории Аллена Стира. Они кричали и размахивали транспарантами, провозглашая своего былого героя, первооткрывателя болезни Лайма, чудовищем и убийцей. На него пытались наброситься и даже угрожали смертью. Почему? Потому что он соглашался с данными исследований. Стир публично заявил, что не существует доказательств эффективности повторных курсов антибиотиков после полноценного первичного лечения от болезни Лайма. А в прошлом году, когда Общество по изучению инфекционных заболеваний выступило против лечения болезни Лайма длительным приемом антибиотиков, ILADS обвинила его членов в продажности – тех якобы подкупили страховые компании, нисколько не заботившиеся о пациентах, а просто не желавшие платить. (Воспоминания об этих событиях были у Бокенстед еще так живы, что она не сразу согласилась сотрудничать со мной в процессе написания книги, хотя в конце концов приверженность к просвещению одержала верх.)
