Я немного рассказала о своих двух детях, и мы закончили нашу короткую беседу, обе недовольные ею. Она упомянула о совещаниях, но если бы не была пьяна, наверняка бы рассказала уйму подробностей и смешных деталей. Выпив, моя сестра мрачнела, становилась угрюмой, молчаливой и настороженной – полная противоположность той жизнерадостной, задорной женщине, которой была до того, как ее изменил алкоголь.
Прибирая в доме после поминок, мы с сестрами вспоминали последние годы ее жизни. Сестра, которая жила к ней ближе всего и поддерживала наиболее тесные отношения, рассказала, как однажды возила ее в больницу.
– Ты же помнишь тот случай, правда? Ее рвало кровью, и я повезла ее в «Ропер». Они взяли анализ, и когда кровотечение остановили, врач пришел ее осмотреть. Он сказал, у нее опасно упал уровень калия, и им придется вводить его внутривенно.
Низкий уровень калия, гипокалиемия, – одно из известных последствий злоупотребления алкоголем. Алкоголь, если употреблять его в больших количествах, приводит к потере организмом важных электролитов, в том числе калия и магния. В норме это не проблема, потому что мы ежедневно пополняем их запасы. Большинство из нас поглощает куда больше пищи, чем действительно требуется нашему организму. Но алкоголики порой не возобновляют резервы этих важных химических веществ. А когда главные электролиты выходят за пределы нормы, телу становится очень трудно работать. Если же они приближаются к критическим значениям, оно отказывается работать вообще: наше сердце просто останавливается, и мы умираем.
Наши тела – при нормальных обстоятельствах – хорошо от этого защищены. Но обстоятельства моей сестры были далеки от нормы. Что, если такое критическое падение произошло снова? Это было вполне возможно – она находилась в запое и наверняка толком не ела. Я знала, что в прошлом при запоях она худела когда на два, а когда и на пять килограммов, просто потому, что не могла есть. Я-то и забыла ту историю с гипокалиемией. А ведь она тоже произошла сразу после запоя. Без калия сердце просто перестает биться. Никакой боли; нет даже времени схватить телефон. Что, если это ее и убило?
Прошло несколько недель, прежде чем коронер окончательно подготовил отчет. В организме не было выявлено никаких аномалий, кроме тех, которые обычно наблюдаются после смерти. В крови имелся алкоголь, но никаких признаков яда, наркотиков или заражения. Электролиты не были в норме, но уровень калия, вопреки моим ожиданиям, оказался не пониженным, а наоборот, слишком высоким. Я позвонила патологоанатому, проводившему аутопсию. Могла ли моя сестра умереть от такого подъема калия в крови? Нет. Он сказал, что повышение уровня калия вызвано обычными изменениями, происходящими в организме после смерти. Если у нее и был критически пониженный уровень калия или других жизненно необходимых химических веществ, приведший к остановке сердца, смерть стерла все следы.
Итак, вскрытие не дало нам ответа. Однако, сопоставив все факты – предыдущий случай гипокалиемии, отсутствие аномалий при аутопсии, внезапный характер смерти, – я поняла, что с ней произошло. Головоломка сложилась. Йорге упоминал о том, что Джулия пила, а я знала, что во время запоев она почти не ест. Сочетание данных факторов могло привести к болям в животе, на которые она указала при обращении к врачу. Уровень калия уже был низким. Вот почему в утро перед смертью она жаловалась на усталость и ломоту во всем теле. Низкий калий вызвал фатальную аритмию. Смерть была практически мгновенной – она не оставила ей времени вызвать 911.
Следующее Рождество я провела с тремя своими сестрами. В арендованном на праздники домике у моря, холодной декабрьской ночью, когда наши мужья и дети улеглись спать, мы сидели за столом и вспоминали Джулию. Хотя с ее смерти прошло больше года, потеря ощущалась по-прежнему остро, и эти каникулы – наши первые каникулы без нее – только усиливали боль. Моим сестрам обстоятельства ее смерти казались какой-то путаницей, чередой загадок, вечно окружавших жизнь нашей малышки. Поэтому я постаралась максимально просто объяснить им, что такое гипокалиемия, и рассказать свою версию ее смерти. Когда этот последний фрагмент головоломки лег на свое место, они наконец смогли вписать историю ее смерти в историю ее жизни – с болезнью Джулии, алкоголизмом, и вообще со всеми предшествовавшими обстоятельствами. Да, она была алкоголичкой, и от этого умерла, но ведь еще она была дерзкой и привлекательной женщиной с едким чувством юмора, которое помогало ей, не моргнув глазом, преодолевать все жизненные трудности.
– Знаете, а ведь Джулия сейчас бы здорово посмеялась, увидев, как мы тут сидим, – заметила одна из сестер, вытирая глаза смятым платочком. – Она всегда говорила, что Рождество – не Рождество, пока кто-нибудь не заплачет. Люди не спят всю ночь, едят слишком много, пьют без меры, да еще в компании родственников, которых то любят, то ненавидят. Слишком это много для обычного человека.
И тут внезапно мы начали вспоминать всякие забавные вещи о Джулии. Она умела смеяться над превратностями обыденной жизни, чему я всегда завидовала. Здорово было вот так скучать по ней – вместе с сестрами, предаваясь воспоминаниям.
Мы смеялись и болтали до тех пор, пока забрезживший рассвет не напомнил нам, что пора расходиться. Медицинская часть нашего разговора давно забылась. Моя версия смерти Джулии вписалась в фамильную историю, которую все мы хорошо знали. Холодные бесстрастные слова «калий» и «аритмия» развеялись по воздуху и вернулись к нам в виде обычных семейных фраз, которыми обмениваются родные, когда персонал больницы выходит из палаты. Да, медицина не приносит утешения, но помогает рассказать последнюю историю в человеческой жизни. Знание о том, как кто-то умер, помогает нам помнить, как этот человек жил. И после того как медицина сделала все, что могла, мы очень нуждаемся в этих историях – которые одни нам и остаются.
Благодарности
Эта книга родилась благодаря моей колонке в New York Times Magazine, а колонка – благодаря редактору журнала полу Тау, который решил, что истории, которые я рассказывала ему в частных беседах, можно успешно перенести на журнальные страницы. За долгие годы работы там я сотрудничала с великолепными редакторами; большое спасибо вам, Дэн Залевски, Джожль Лоуэлл, Кэтрин Сент-Луис, Илена Сильверман, Кэтрин Боутон и Джерри Марцорати.
Пациентам, делившимся со мной воспоминаниями о самых тяжелых моментах их жизни – о часах, днях, а иногда неделях между возникновением загадочных симптомов и постановкой правильного диагноза, – я выражаю свою безграничную признательность. Я очень многому у вас научилась. Спасибо врачам, которые позволили мне рассказать об их сомнениях и неуверенности в процессе разгадки непростых случаев. Диагностический процесс – это вовсе не триумфальное объявление причины болезни, и я очень обязана докторам, которые пустили меня на эту спорную территорию.
Даже имея в запасе множество захватывающих историй, я не представляла себе, как организовать их в книгу, которую решила написать. Минди Вернер систематизировала мои многочисленные идеи и истории, превратив их в костяк будущей книги. Стив Браун благодаря своему мастерству репортера помог мне подобрать подходящие материалы. Карла Вебера я благодарю за то, что он вместе со мной преобразовал эти истории в книжные главы. Мои партнерши по бегу, Элизабет Диллон и Серена Джонс, выслушивали мои жалобы в процессе работы над книгой, пока мы с ними карабкались на холмы Ист-Рок. Несмотря на сбивающееся дыхание, они всегда были готовы дать ответ на беспокоящий меня вопрос. Анна Рейзман, Эунис Рейзман, Джон Диллон, Панг-Мей-Чан, Бетси Брэнч и Элликс Скьявоне читали этот текст бессчетное количество раз – и никогда не жаловались. Их замечания останавливали меня, когда я уходила чересчур глубоко в медицинские дебри. В Йельском университете Стив Уот, Джули Розенбаум, Огаст Фортин, Донна Уиндиш, Андре Софер, Дэвид Поделл, Майкл Грин, Дэн Тобин, Стив Холт, Майкл Харма, Джанет Тетро, Джок Лоурейзон и остальные сотрудники факультета, а также ординаторы стали для меня стимулирующим и поддерживающим коллективом, в котором я выполняла свою работу. Том Даффи, Фрэнк Байа, Нэнси Энгофф, Асгар Растегар, Патрик О’Коннор, Маджид Садих и Эрик Холмбоэ научили меня всему, что я знаю о медицине, и помогли сформировать замысел этой книги. Отчеты ординаторов, предоставленные Джеромом Кэссирером, стали для меня образцом четкой медицинской мысли и великолепного построения рассказов. Во время работы над книгой я часто обращалась к своим университетским записям – особенно к тем, что посвящались процессу медицинского мышления.
