«Верить ли в это?» — такая мысль почему-то больше не приходила ему в голову.
Он стоял и завороженно смотрел. Услышав родную речь, присоединился к группке русских туристов. А экскурсовод рассказывала о каждом шаге, который проходил Иисус. Туристы не прошли Крестным путем, они попали в этот Храм каким-то другим маршрутом, и поэтому верили ей на слово. Здесь он и узнал, что Человек этот, или не Человек вовсе, шел по Виа Долороса, трижды роняя свой крест и поднимая его, останавливался и шел дальше, говорил с людьми. Потом Голгофа. Вот она, на возвышении за перилами на балкончике. А здесь Камень помазания, куда сняли его с креста и положили, чтобы умыть. Люди зачем-то подходили и доставали вещи — крестики, иконки, фотографии. Они клали все это на камень и замирали.
И тут его поразили глаза этих людей. Тех самых, в джинсах и майках, с крестами паломников под мышкой, с радостными улыбками, молодых и старых, верующих и нет, все они замирали перед каждой иконой, камнем, каждым углом или колонной, трепетно стояли в очереди к самому Гробу, и глаза их светились в тусклой темноте. Эти люди оставляли там, за этими стенами, свои жизни и судьбы, привычки и суету, рутину повседневности и теперь стояли и смотрели широко открытыми глазами, зная, куда пришли. И место это показалось на мгновение центром вселенной. А впереди — темная пещера, тусклый проход, где и находился Гроб, откуда этот Человек, выйдя, вернулся в свой любимый сад, потом на гору и потом еще выше…
Нет, он не пойдет сейчас к его гробу. Он еще не прошел этот Крестный путь и посмотрел на пакет, распираемый никчемными сувенирами. Он должен купить ей крестик и только тогда войти сюда. И обязательно пройти этот путь снова, но уже одному…
Как завороженный, он устремился из Храма. Шел автоматически, не разбирая дороги, но и не сбиваясь с пути, как будто был у себя дома. Он торопился, уже почти бежал. Закончился Христианский квартал, потом Арабский, в конце улицы появились Ворота — те самые, через которые он снова сейчас войдет сюда, уже в третий раз войдет и теперь проделает этот путь один. По дороге успел купить маленький крестик. Он нужен ей! Он положит его на плиту гроба и потом принесет ей.
«Некоторым помогает. Многие верят», — вспомнил он слова старого еврея.
Так, совершенно взмыленный, с пакетом каких-то сувениров, но с заветным крестиком в руке он снова оказался у ворот в Старый город…
— Ну что, снова потерялся? — окликнул его старый знакомый. — Давай опять тебя проводим! — и он подозвал арапчонка, который с охотой подбежал, готовый служить проводником.
— Нет, спасибо, я сам, — ответил он.
— Сам? — удивился араб, потом пристально посмотрел ему в глаза, помолчал какое-то время и как-то уважительно, с пониманием отступил, добавив:
— Ну, давай сам, — кивнул на прощанье и отошел в сторону, видимо, не желая мешать этому странному сумасшедшему русскому, который почему-то бегал по его городу.
Интересно, что понял этот человек по его взгляду?
Теперь он шел, не пропуская ни одного камня под ногами, ни одной стены или окошка в старинных домах, выискивая следы той эпохи, которые сохранились до сих пор. И ничто не могло его отвлечь. «Держать сумку!» — вспомнил он. Не нужна она была ему, эта сумка с дурацкими сувенирами, и только маленький крестик крепко держал в сжатом кулаке…
Он шел, вспоминая слова экскурсовода.
Его избивали, и не спал Он уже многие часы с тех пор, как был арестован в саду. Потом короткий суд, и Пилат отправляет Его на распятие. Снова избивают… Где-то в этом месте. Вот почему Он уронил Крест в первый раз, было это где-то здесь…
Он вспоминал те остановки, о которых рассказывала экскурсовод в Храме, а в его голове билась фраза: «Жизнь длиною в три сотни метров»… Три сотни… Смотря как их прожить… Вот Он живет… шаг за шагом идет по этой улице и пока еще живет. Здесь какая-то женщина утерла Ему платком окровавленное лицо, а потом на этом платке возник Его лик и сохранился навеки. Верить ли в это?
А сколько весил его Крест? Настоящий! Который лежал на его спине. А Он не спал очень долго, потом перед судом сидел в темничке. Слово какое ласковое — темничка. Теперь там висят иконы и стоят свечи, а когда-то это место напоминало склеп. На ногах цепи. А потом Он нес этот Крест. Сколько он весил?..
Его отвлекла маленькая рука, которая оказалась прямо перед его носом. Он видел сегодня эту грязную ладошку. Это тот самый арапчонок, которому он сунул пару монет, теперь тот снова был перед ним. А тогда, две тысячи лет назад, тоже ходил этот мальчик и просил милостыню? Этот самый мальчик! Ну конечно! Точно так же он протягивал руку и хотел взять пару монет у этого Человека с Крестом — все равно они ему больше не понадобятся. Но подойти невозможно, а воины в римских одеждах и латах толкают этого Человека, бьют его по плечам и спине, и тот снова роняет свой Крест. А мальчик все стоит и смотрит с протянутой рукой. Вот пробежали двое со своими деревянными крестами паломника. Они фотографируют, смеются и мчатся по этой улице дальше, чтобы пройти этот путь до конца и потом рассказывать друзьям — мы были Там!.. Здесь Он остановился и говорил с людьми. Что говорил? Неизвестно. Что-то про этот город. Что скоро его разрушат. То были последние Его слова. Он говорил с ними, думал о них, чем-то хотел поделиться, что-то донести. Но нести приходилось тяжелый Крест, пока тот не упадет в третий раз. А вот знакомая лавчонка — магнитики, зажигалки, какие-то сувениры. И этот продавец точно так же две тысячи лет назад стоял и продавал. Только товар был другой, а человек все тот же. Вот снова пробежала толпа паломников, не замечая этого Человека с Крестом — с настоящим Крестом. Как все близко в этом крошечном городе-лабиринте! Все переплелось на его улицах и во времени. Один стоит и продает свой товар, другой просит милостыню, а третий несет по этой же улице свой Крест, истекая кровью… Каждый занят своим делом…
Жизнь длиною в несколько сотен метров — половина пройдена. И что поражало, каждый шаг, каждая остановка были освящены часовней или крестом каким-то памятным знаком. Каждый вздох его запомнили немногие из этих камней, но за каждым поворотом снова и снова появлялись памятники его шагам. А Человек просто шел и нес свой Крест…
И тут на мгновение он сам ощутил его вес и как будто прогнулся под ним. Он стоял на этой улице, на отполированных за тысячи лет ногами паломников камнях и чувствовал, сколько он весил. И еще понял, как устал этот Человек, а впереди еще половина пути, но Крест свой Он больше ронять не будет. Зачем Он это делал? Зачем умирал за свою веру? Ради кого? Ради этого малыша с протянутой рукой или того торговца? Если бы Он не сделал этого — не было бы этого Пути, и часовен не было, и памятников. Не горели бы свечи на Голгофе, и не стояли бы церкви здесь, за высокой стеной, над Его любимым садом, и на горе, откуда Он покинул этот мир, и повсюду… А потому нужно идти. И дорога долгая, она еще впереди. Он сам налегке пробежал ее этим утром, но сейчас!..
Только теперь он понимал, чего стоит всего лишь один шаг этой жизни, если делаешь его со значением, а на спине твоей тяжелый крест. А тут не шаг — сотни метров пути! «Жизнь длиною в три-четыре сотни метров». Это жизнь старца, каждый шаг которого отмечен Храмом или крестом. Верить ли в это? Верить, не верить! Это данность, с этим просто нужно жить! И вдруг промелькнула в его голове еще одна мысль, когда он уже с трудом подходил к Храму, потом добрался до гроба и дотронулся до него, положив маленький крестик. Еще одна мысль, которая все переворачивала в его мозгах, но в это он верил сейчас абсолютно: каждое мгновение, если оно имело смысл, если заслуживало чего-то, можно превратить в целую жизнь. Можно этот Крестный путь сравнивать с жизнью, а чей-то месяц с вечностью. Время не имеет границ, оно бесконечно, время растяжимо. Оно мимолетно, когда проходит без смысла, но стоит заполнить его, получается долгая бесконечная жизнь. И теперь он знал, что ему нужно делать!..
