– Моби, хотя бы полотенцем прикройся!
И я отправился в центр Мельбурна с полотенцем на бедрах. Босиком. Без одежды. В одном полотенце.
Мы с Юэном плелись от бара к бару, напиваясь все сильнее. В конце вечера забрели в подземный ресторан, битком набитый австралийскими звездами. Я пошел в туалет облегчиться и обнаружил у писсуара по соседству Рассела Кроу. Он застегнул штаны, а потом начал орать на меня как резаный.
– Эй, мы никогда не встречались! – бормотал я. – Почему ты ругаешься?
Он не ответил, прижал меня к стене и продолжал орать. Но через минуту потерял ко мне интерес, в последний раз выругался и ушел.
Я вернулся в зал и сказал Юэну:
– На меня только что наорал Рассел Кроу.
– Не бери в голову, чувак! – ответил он. – Не стоит того. Он на всех орет.
* * *
Я повесил трубку телефона-автомата в Миннеаполисе, вышел из будки и встал под дождем, пытаясь осознать то, что сказал мне Эрик: мой альбом был на первом месте в Великобритании! Именно в Англии появилась рэйв-сцена. Именно в Англии родилась группа Clash. Это была страна Joy Division и Monty Python, Бертрана Расселла и Уильяма Блейка, и Джона Лайдона – тоже…
Я рос одержимым Великобританией и в течение нескольких недель в старшей школе даже пытался выдавать себя за англичанина. Я подражал акценту, который слышал в сериалах «Башни Фолти» и «Летающий цирк Монти Пайтон», и говорил, что я родственник Терри Холла, вокалиста Specials. Ничего не вышло: акцент звучал, как у актера Дика Ван Дайка в «Мэри Поппинс». К тому же почти все в школе знали меня с детского сада и не могли понять, почему я вдруг начал притворяться британцем.
До концерта было еще несколько часов, поэтому я вернулся в свой отель «Holiday Inn», чтобы приготовить себе обед.
Продукты я купил днем раньше в магазине здорового питания в Висконсине. Я достал из упаковки несколько сосисок, изготовленных из тофу
[43], положил их в пластиковый пакет, прошел в ванную и опустил его в раковину. Затем наполнил ее горячей водой, чтобы тофу нагрелось. Через десять минут сосиски были теплыми, как лужайка в летний день.
У меня не было ножа, так что пришлось намазывать горчицу на два куска хлеба карточкой подписки на журнал «In Minneapolis». Я положил тофу и хлеб на полотенце для рук и съел их, запивая вчерашним морковным соком.
Обед в «Holiday Inn», скромном отеле, что стоял через дорогу от автобусной станции, вряд ли можно считать роскошным, но мой альбом занял первое место в Англии. И теплые веганские сосиски казались самым прекрасным блюдом в моей жизни.
Сомерсет, Англия
(2000)
До того, как я начал играть на фестивалях в начале 90-х, единственным масштабным мероприятием на открытом воздухе, отмеченным моим присутствием, был праздник морепродуктов в Вестпорте в 1974 году. На фанерной сцене играли блюграсс-группы
[44], а несколько сотен человек сидели на траве, пили пиво и уплетали печеных моллюсков. Тогда мама встречалась с парнем, который играл на банджо в одной из групп. Он разрешил мне сидеть на краю сцены, пока его коллектив исполнял попурри из песен Эрла Скраггса
[45].
А теперь я был участником крупнейшего британского музыкального фестиваля в Гластонбери. Закат расцвечивал небо пастельными мазками. Я стоял на сцене, играл «Porcelain» и смотрел, как сто тысяч человек подпевают моей песне. Когда она закончилась, толпа взорвалась – не обычными фестивальными аплодисментами, а ошеломительно громким воем, в котором звучали только любовь и восторг.
Я играл в Гластонбери до этого в 1997 году под дождем – стоя под грязным навесом, для тысяч промокших рэйверов. В этом году было тепло и сухо. Перед выступлением я зашел в палаточный лагерь, которым руководили музыканты Джо Страммер из Clash и Без из Happy Mondays. В старшей школе я любил Clash; Джо Страммер, наряду с Леонардом Коуэном
[46], Лу Ридом и Дэвидом Боуи, был одним из моих героев. Джо и Без угостили меня пучином – самодельным ликером, который они варили на чьей-то кухне, – а потом мы танцевали под регги, звучавшее из бумбокса
[47], который стоял на стоге сена.
Чтобы избавиться от морального самобичевания, я убедил себя, что ищу любовь.
Сейчас Джо вместе с Лиамом Галлахером
[48] стоял сбоку от сцены, танцуя и подпевая мне вместе со всей толпой зрителей. Я вспомнил, как однажды Лиам на фестивале во Франции оценил одну из моих песен, «Natural Blues». Он щелкнул пальцами и сказал: «Музыка, приятель!»
Солнце закатилось за горизонт как раз в тот момент, когда мы закончили выступление песней «Feeling So Real». Воздух был теплым и ласковым. Облака подсвечивались розовым, серым и нежно-голубым.
После концерта моя группа, техники и Джо с Безом в компании еще нескольких парней, с которыми мы познакомились за кулисами, ввалились в мой непримечательный номер в отеле. Джо прихватил с собой бумбокс; кто-то поставил диск с драм-н-бэйсом
[49], а стол в гостиной быстро покрылся травкой, бутылками водки и дорожками порошка. Вскоре в номере заклубился дым от сигарет и самокруток.
Один из друзей Джо предложил мне порошок. Я всегда опасался кокаина: он казался мне наркотиком, который начинают принимать перед завершением карьеры. Поэтому вежливо сказал:
– Нет, спасибо.
– Ну, как хочешь, приятель, – ответил он и принял дозу. – Мне больше достанется!
Кто-то поставил диск с хип-хопом, и вскоре стало ясно, что со мной танцует Бекс, ирландская публицистка, которая написала обо мне статью для одного из крупнейших музыкальных журналов. Мы начали целоваться и трогать лица друг друга, а потом, не дожидаясь конца песни, я взял ее за руку и повел в спальню.
Продажи Play росли с каждым месяцем, мои фото появлялись на новых обложках, и случайных связей становилось все больше и больше. Раньше я годами ходил по барам и напивался, набираясь храбрости, чтобы заговорить с женщинами, которые мне нравились. Сейчас же они сами подходили ко мне.
Чтобы избавиться от морального самобичевания, я убедил себя, что ищу любовь. Парализующие панические атаки по-прежнему не давали мне завести настоящие долгосрочные отношения. И я продолжал искать любовь в объятиях тех, кто был достаточно милосерден, чтобы провести со мной ночь. Сегодня это была Бекс из Ирландии.
