– Ты вот такой сядешь за руль? – осторожно спросил я.
– Что? Ха! Конечно! Я всегда вожу под кайфом!
Я хотел было посоветовать ей взять такси, но она уже ушла.
– Прочитай «Селестинские пророчества»! – крикнула она из коридора. – Эта книжка такая же духовная, как ты!
Нью-Йорк
(2002)
Я был одет так, словно собирался на антарктическую станцию Мак-Мердо, хотя мне нужно было пройти всего два квартала до дома Дэвида Боуи. В Нью-Йорке буйствовал жестокий ледяной ветер, и, чтобы выжить, я завернулся в длинный серый шарф, надел куртку, подбитую искусственным мехом, толстые перчатки Patagonia и черную балаклаву.
Неделей раньше Дэвид был у меня в квартире. Мы репетировали, собираясь вместе дать благотворительный концерт.
– У меня идея, – сказал тогда я, полностью отдавая себе отчет в том, что Дэвид Боуи, полубог, сидит у меня, убого самозванца, в гостиной, и мы говорим на равных, чего в принципе быть не должно. – Что, если мы сыграем «Heroes» на акустической гитаре?
Он улыбнулся и ответил:
– Давай попробуем.
Я выучил аккорды «Heroes» накануне вечером, когда репетировал в одиночку. Поэтому сразу негромко взял на гитаре открывающий аккорд D-мажор. Дэвид глотнул кофе и начал петь.
Сердце замирало от восторга: Дэвид Боуи исполнял самую прекрасную песню из когда-либо им написанных! Во время исполнения второго куплета его голос стал громче, богаче, и я не удержался: стал ему подпевать.
Полчаса спустя репетиция закончилась, мы выпили кофе, и Дэвид упомянул, что на следующей неделе обедает у себя в квартире с Лу Ридом и Лори Андерсон
[113]. И добавил, улыбаясь, что будет рад, если я присоединюсь к ним.
– Мы с Иман
[114] можем приготовить для тебя что-нибудь веганское, – добавил он.
Итак, я оделся по-зимнему и добрался до дома Дэвида. Вошел в лифт и, поднимаясь на восьмой этаж, начал избавляться от зимней экипировки. Оказавшись у дверей квартиры, замер. Я был здесь уже пятнадцать или двадцать раз, но всегда медлил, прежде чем постучать. Меня охватывало благоговейное чувство: пройдет несколько секунд, и я переступлю порог квартиры великого рок-музыканта – с ее длинными коридорами, гиперсовременной, но уютной кухней, библиотекой, отделанной темным деревом, и панорамными высокими окнами.
Сердце замирало от восторга: Дэвид Боуи исполнял самую прекрасную песню из когда-либо им написанных!
У меня в голове не укладывалось то, что каждый раз я приходил к Дэвиду как к другу. Как к равному. Дэвид Боуи был иконой британского рока – творец, новатор, интеллектуал. А я – лысым дегенератом, пластинка которого по случайности стала хитовой. Он был полубогом, а я больше всего походил на мистера Случайность.
Я постучал, дверь открылась, и передо мной предстал Дэвид Боуи в серых слаксах и черной футболке, пахнущий дорогим мылом.
– Ничего себе! – сказал он, имея в виду мою куртку, перчатки, шарф и балаклаву. – Ты собрался пешком в Канаду?
– Ненавижу мерзнуть, – ответил я, переступая порог.
– Давай я возьму вещи.
Я замер на добрых десять секунд, поражаясь тому, как неправильно было слышать это от Дэвида. Нельзя попасть на небеса и услышать от Бога: «Давай я возьму твои вещи».
Он убрал мое зимнее снаряжение в шкаф, и мы прошли в кухню, где Иман готовила и беседовала с Лори Андерсон.
– Моби! – воскликнула Иман и обняла меня.
Она была скульптурным совершенством – высокая, стройная, изящная. Эта прекрасная женщина – добрая, уравновешенная, уверенная в себе – всегда вызывала во мне восхищение и благодарность за то, что в ее присутствии я переставал ощущать себя ничтожеством.
– Ты знаком с Лори? – спросила Иман.
– Да. Привет, – сказал я, вежливо целуя Лори в щеку. Я часто видел ее на благотворительных мероприятиях по сбору средств и открытиях выставок, и она со своими торчащими, как у Джонни Роттена
[115], волосами, всегда казалась веселой и озорной.
– А с Лу? – снова спросила Иман.
Лу Рид в пиджаке, обвешанном металлом, пил в сторонке коктейль и листал журнал.
– Привет, Лу, – сказал я. Он бережно обнял меня, произнес теплые слова. Вообще, Лу ненавидел большую часть людей. Но по непонятной причине ко мне относился с симпатией.
– Как дела, Моби? – спросил он тем самым неповторимым голосом, который я слышал в «Heroin», «Pale Blue Eyes» и во множестве других знаковых песен.
– Хорошо… – Я запнулся, вдруг осознав, что окружен богами из горних миров. – Холодно.
Лу с удивленным видом огляделся.
– Но здесь тепло.
– Моби шел сюда пешком из дома, – пришел мне на помощь Дэвид.
– Но ты живешь на соседней улице! – осуждающе посмотрел на меня Лу.
– Ну да. Я тот еще неженка… – Меня смутили замечания Лу. Но такой уж был у него характер!
– Ты был дома у Моби? – спросил его Дэвид, переводя разговор на другую тему.
– Когда я строил студию, заходил к нему посмотреть, как его плотник обшил деревом стены кухни, – со свойственной ему обстоятельностью ответил Лу.
Я раздвоился. Один Моби в реальности вел спокойную беседу с парой друзей в ожидании ужина. А другой – существовавший на тонком плане – вопил: «Лу Рид и Дэвид Боуи знают, где я живу! Как это здорово! Они были у меня дома! Черт! Мир перевернулся!»
Он бережно обнял меня, произнес теплые слова. Вообще, Лу ненавидел большую часть людей. Но по непонятной причине ко мне относился с симпатией.
– Да, Моби, – сказал Дэвид, – я кое-что вспомнил! Ты когда-нибудь видел стилофон
[116]?
– Нет, а что это?
– Сейчас покажу.
Мы оставили Лу, Иман и Лори и прошли по длинному коридору в студию. Она была скромной, похожей на гостевую спальню, в которой почему-то стояло музыкальное оборудование.
– Я заканчиваю альбом, – сказал Дэвид, – и сегодня записал стилофонную партию для одной песни.
Сияя улыбкой, он вложил мне в руки небольшую розовую картонную коробку. Я открыл ее и увидел самый маленький в мире синтезатор.
– На нем нужно играть стилусом! – сказал Дэвид, протягивая мне что-то типа металлической авторучки. – Это, наверное, лучший инструмент из когда-либо изобретенных!
