– Неплохо, – соврал из вежливости один из них.
Когда все уходили, Виктория обернулась ко мне и мягко сказала:
– Прощай, Моби.
Я не знал, что мне нужно сделать. Меня мучило похмелье, но прошедшей ночью я отдал свою невинность высокой призрачной богине. Мне нужно был обнять ее или поцеловать?
Я просто придержал перед ней дверь открытой и сказал:
– Осторожно на дороге.
Она отвернулась и вместе с друзьями села в фургон.
Вернувшись в дом, я упал на поролоновый диван. Было всего семь утра, но солнце уже разлилось по дому, словно яростный горячий желтый сироп. И меня стало тошнить.
Я помчался в туалетную комнату. Меня вырвало в унитаз. Я лег на пол, ощущая виском холод кафельной плитки. И чувствовал себя взрослым.
Нью-Йорк
(2006)
Я указал на пять верхних этажей Эль-Дорадо, огромного жилого здания в виде замка с двумя башнями, возвышающимися над Центральным парком. И сказал:
– Здесь я живу.
Девушка Лиззи, с которой у меня было свидание, удивленно взглянула на мой внушительный дом. И спросила:
– На каком этаже?
– Я занимаю весь верх южной башни.
Она недоверчиво посмотрела на меня.
Мы прошли через западную часть Центрального парка, и я, немного нервничая, провел Лиззи через холл Эль-Дорадо. Я потратил на покупку и ремонт новой квартиры семь миллионов долларов наличными, но мне все еще казалось, что охрана в вестибюле может принять меня за курьера и направить в сторону служебного входа.
Я купил квартиру около года назад. И сегодня, после долгих месяцев ремонта, настанет первая ночь, которую мне можно будет провести в новой спальне.
Мы с Лиззи собирались войти в лифт, когда из него вышел бас-гитарист Адам Клейтон из «U2».
– Адам? – удивленно спросил я.
– Моби? – ответил он, не менее удивленный.
– Ты живешь здесь?
Я знал, что в Эль-Дорадо живут Боно, Алек Болдуин и Рон Ховард
[160], но об Адаме не знал.
– Да! – радостно ответил он.
– Ну, надеюсь, еще увидимся! – приветливо сказал я и потянул Лиззи за собой в лифт.
Мы поднялись на 29-й этаж, потом прошли вверх по лестнице к двери моей квартиры.
– Поверить не могу, что живу здесь, – сказал я, отпирая массивную металлическую дверь. Щелкнул автоматический выключатель, зажегся свет. Нижняя лестничная площадка-прихожая в моей пятиэтажной квартире была устлана ковром с нежным темно-синим узором, стены – обшиты дубовыми резными панелями. Мы поднялись в гостиную с витражными окнами и мраморным камином.
– Хочешь выпить? – спросил я у Лиззи.
– Нет, я не пью, – ответила она. Я удивился. Мы познакомились неделю назад, в баре в три часа утра, и мне казалось, что к этому времени все посетители напились, как я сам.
Лиззи была родом из Олбани. Невысокая, стройненькая, с золотистыми локонами, спадающими на плечи, она походила на прекрасную эльфийку. Мы целовались в баре в четыре утра, когда он уже закрывался. И я спросил тогда, не пойдет ли она со мной. И получил отказ. «Я не пойду к тебе сразу после знакомства, это легкомысленно», – объяснилась она. И добавила, что будет рада встретиться, если я позвоню и приглашу ее на свидание.
Я позвонил ей на следующий день, и мы полчаса болтали о музыке, политике и вспоминали детство. Она была умна, очаровательна и сама предложила мне встретиться. Я, конечно же, с радостью согласился. Положил трубку и сразу же озаботился.
В последнее время тревожность, связанная с интимными отношениями, усилилась. Иногда она была настолько сильной, что мне приходилось отказывать женщине даже в первом свидании.
Два месяца назад я позвонил своему психиатру и спросил о препаратах, снимающих тревожность. Он спросил:
– Вы пробовали когнитивно-поведенческую терапию?
– Нет, знаете ли! И не думал об этом, – ответил я раздраженно. Мне нужны были только лекарства – для починки поломанного мозга.
– Я выпишу вам лекарства, – успокаивающе сказал он. – Но сначала попробуйте КПТ, ладно?
Он дал мне телефон психотерапевта – доктора Барри Любеткина.
Я рассказал доктору о свой проблеме. Он сделал вывод: решение только одно – экспозиционная терапия. Или, попросту говоря, мне нужно ходить на свидания, сближаться с людьми и не убегать.
– Со временем тревожность уйдет, – пообещал Любеткин.
– Но вы не представляете, как это больно! – воскликнул я.
Он посмотрел мне в глаза и сочувственно улыбнулся.
В последнее время тревожность, связанная с интимными отношениями, усилилась.
– Милый мой, я занимаюсь терапией почти полвека. Поверьте, я знаю, насколько это больно. Чтобы было легче, вы должны приходить ко мне на сеансы.
Перед свиданием с Лиззи на меня накатила паника, и я хотел все отменить. Но мне следовало бороться с недугом, и я заставил себя встретиться с ней в веганском ресторане на Амстердам-авеню. Тревожность во время ужина утихла. После ужина мы пошли прогуляться по Центральному парку, и я привел ее в свою новую квартиру.
– Пойдем, покажу кое-что! – я взял Лиззи за руку и увлек на балкон гостиной.
– О, Боже! – воскликнула она восхищенно. С 33-го этажа открывался чудесный вид на город: внизу свободно раскинулась пышная зелень Центрального парка; стрела Пятой авеню пронзала массивы жилых зданий и офисных небоскребов Манхэттена и устремлялась к проливу Гарлем-Ривер; вид спокойного синего неба над океаном оживляли самолеты, взлетевшие в аэропорту Кеннеди.
Я потянул Лиззи в гостиную, но она отстранилась.
– Подожди, дай мне еще секунду.
Она подошла к краю и посмотрела прямо вниз, на западную часть Центрального парка, с высоты в 400 футов.
– Ну, я не знаю. Прямо как… – тихо сказала она и запнулась.
– Как в кино? – предположил я.
– Как в кино – это слишком просто сказано.
Мы вернулись в гостиную и поднялись на третий этаж. Отсюда с балкона открывался вид на реку Гудзон. Мы несколько минут смотрели на последние отблески заката. Лиззи глубоко вздохнула:
– Невероятно!
– Тут есть еще многое, на что можно посмотреть, – с гордостью сказал я и провел ее по металлической винтовой лестнице в обшитую дубом библиотеку, а оттуда – на панорамный балкон четвертого этажа.
– Балкон номер три!
– Черт побери! – растерянно высказалась она. – Так не бывает. Тебе няня не нужна?
