– Что делаешь?
– Персонифицирую Нью-Йорк.
– Пойдем отсюда?
Я прикончил четвертый стакан.
– Пойдем.
Мы отправились в новый клуб на Бликер-стрит, где я выпил еще. К часу ночи стало понятно, что, похоже, никто не собирается с нами знакомиться. И поэтому мы побрели дальше на юг. В баре на Брум-стрит натолкнулись на нашего друга Фэнси.
– Отлично выглядишь, – сказал я ему. Фэнси был одет в черный костюм-тройку, а в руках держал маленький чемоданчик. Как потом выяснилось, в нем лежали игральные карты, темно-синие вискозные носки и бутылка виски.
– А ты выглядишь уныло, – ответил он, прижав ладонь к моему лбу, проверяя, не болен ли я. – Ты в порядке?
Много лет мы с ним ходили по барам пять раз в неделю, носили одежду из комиссионки и компульсивно пили.
В два часа ночи Дэмиен отправился домой. Мы с Фэнси выпили еще по несколько порций и пошли в Sway. Мы всегда старались закончить вечер именно там: бар очень поздно закрывался и был полон таких же, как мы, испорченных пьяниц. Мы заказали пиво. Это было безопасно. Крепких напитков мы перебрали. А пиво никогда не считали настоящим алкоголем, оно было для нас этакой «ночной газировкой».
Я знал, что слава погубила и уничтожила множество людей. Но был уверен, что смогу пройти путь к успеху, который они пройти не смогли.
Диджей поставил старую запись Smith, и я танцевал под нее с красивой женщиной из Норвегии, с которой меня познакомил Фэнси. Я взял нам по пиву, и мы нашли кабинку в уголке танцпола.
– Хочешь еще выпить? – спросил я, когда мы сели.
– Нет, – ответила она, глядя на свой нетронутый стакан с пивом. – Еще это не допила.
– Ладно! – Я добрел до бара и взял еще два пива, просто чтобы ко времени закрытия бара иметь какой-то запас спиртного.
Мы говорили о Норвегии, где мне приходилось бывать несколько раз, а затем я потянулся поцеловать ее.
– Извини, у меня есть парень, – сказала она.
– О! – Из меня словно выпустили воздух. – Хорошо…
Музыка смолкла, зажегся свет. Бар мгновенно превратился из загадочной игровой площадки в неказистое помещение, полное слепо моргающих алкоголиков и наркоманов.
– Мне нужно найти друзей, – сказала моя новая подруга. И оставила меня в кабинке одного.
Я оглядел бар в поисках других женщин, к которым можно было бы подкатить. Но все, похоже, уже нашли себе пару или уходили. Я допил пиво и пожелал Фэнси доброй ночи. Во мне плескалось 12, а может, и все 15 порций спиртного. Я был сильно пьян.
На углу Бродвея и Хаустон-стрит мое собственное рекламное изображение высотой в пять этажей сделало мне ручкой. Я терпеть не мог ночи, когда не удавалось с кем-то пофлиртовать или быть узнанным. Но мое фото высотой в 50 футов улучшило мне настроение.
В уме всплыла цитата из Библии: «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» Вредить своей душе я не хотел, но мне нравилось, что Play продается лучше, чем другие мои альбомы. Скорее всего, долго так продолжаться не может, решил я, и «приобрести весь мир» – это мне не грозит.
С Богом у меня складывались сложные отношения. В старшей школе я был панк-рокером-атеистом, а позже, в 80-е, стал очень серьезным христианином. К середине 90-х оставил формальную приверженность церкви, но все еще молился в одиночестве и считал себя хорошим, духовным человеком. При этом я цеплялся за все выгоды, которые давала моя скромная слава. Но мне по-прежнему нравилось считать себя истинным адептом учения Христа: мне казалось, что материализм и мирская суета не входят в мою систему ценностей.
Я хотел жить правильно. Но был подавлен и одинок. Меня не оставляла убежденность, что известность может это исправить. Возможно, люди увидят меня на плакате и решат, что я что-то значу, думалось мне. Или какая-нибудь женщина прочитает обо мне в журнале, а потом, если мы встретимся, она меня полюбит.
Я знал, что слава погубила и уничтожила множество людей. Но был уверен, что смогу пройти путь к успеху, который они пройти не смогли. Смогу приобрести весь мир и при этом сохранить свою жалкую душу.
Остин, Техас
(1999)
– Где Натали Портман?
– У двери на сцену.
Только что закончился концерт в Остине – мы играли для 450 человек на площадке вместимостью в пять сотен. Я подошел к двери, уверенный, что это недоразумение или шутка, но там была Натали Портман – стояла и спокойно ждала. Она посмотрела на меня – у нее были чудесные черные глаза – и сказала:
– Привет.
– Привет, – просто ответил я. Как будто это обычное дело. Как будто мы знакомы. Как будто кинозвезды постоянно приходят ко мне после концертов.
Я провел Натали в гримерную и добыл ей бутылку воды: она хотела пить. Моя группа и техники стояли рядом с нами. Мои ребята молчали и явно чувствовали себя неловко. К нам никогда не приходили кинозвезды, и никто из нас не знал, что говорить и что делать.
– Так вам понравился концерт? – спросил я у Натали.
– Очень! – ответила она. На ней были джинсы и белая футболка; ее темные волосы стягивала в хвост разноцветная резинка. Мне нравилась ее простая прическа. – Песни из Play отличные.
Натали села на черный кожаный диван и улыбнулась. Мое сердце остановилось и забилось вновь спустя вечность.
Я занервничал и стал болтать всякую чушь.
– Через несколько дней мы будем в Нью-Йорке, – сказал я. – На Video Music Awards.
Она снова улыбнулась и посмотрела прямо мне в глаза.
– Я тоже буду в Нью-Йорке. Мы можем встретиться?
Мне стало неловко. Я был лысым запойным алкоголиком, жил в квартире, в которой пахло плесенью и старыми кирпичами. А Натали Портман была прекрасной кинозвездой. Но она сидела в моей гримерной и заигрывала со мной.
– Да, давайте встретимся в Нью-Йорке, – сказал я, пытаясь изобразить такую степень уверенности, какой на самом деле никогда в жизни не ощущал.
– Ладно, мне пора, – сказала она. – Не проводите до машины?
* * *
Неделей позже я стоял в мезонине Линкольн-центра и ставил пластинки во время рекламных перерывов трансляции MTV Video Music Awards. Несколько тысяч человек в театре наблюдали, как Бритни Спирс и Eminem выступают и получают награды. А я пребывал в одиночестве в огромном холле с двумя вертушками и несколькими пластинками, которые принес с собой.
В тот вечер в звукозаписывающей компании меня спросили: есть ли в моем гардеробе одежда, в которой можно появиться перед камерой. Лучшим, что я смог найти, был золотой костюм Элвиса, который я купил в магазине Армии Спасения
[26] несколько лет назад. Он был слишком велик для меня, его ни разу не стирали, но, надев его, я сиял, как радиоактивный клоун.
