Я хотел услышать «Born Slippy» Underworld, один из самых культовых и красивых танцевальных треков, когда-либо записанных.
Я поставил «Born Slippy». Аудитория завопила, и на мгновение все вокруг озарилось ярким светом. Я видел, как несколько старых рэйверов обняли друг друга. Я поднял руки, благословляя их, благословляя всех нас.
Всякое время было золотым веком танцевальной музыки, думал я.
Я перешел к «Good Life» Inner City и понял, что получил все, что мне нужно: центральная нервная система накачана, а мои любимые пластинки звучат так же громко, как взрыв «Boeing 747». Я танцевал с закрытыми глазами. Мне подумалось, что слово «добро» произошло от слова «Бог». Во многих языках «Доброе утро», «good morning», берет начало от «Божьего утра», «God morning».
И тогда я решил, что произошел от Бога. Или, возможно, был лучшей версией Бога. Поскольку Он дал нам способность чувствовать трансцендентную радость, я не узурпировал Его власть в космосе, а просто взял то, что Господь создавал, и стал помогать ему – оглушительным техно.
Я понимал, что не вечен. Музыка тоже была не вечна по определению – она представляла собой просто движение молекул воздуха, изменяющих свое положение в миллионные доли секунды. Потом я вспомнил, что нахожусь на сцене, выступаю диджеем в ночном клубе, и открыл глаза. Поставил ремикс песни «Infinity» Гуру Джоша
[210]. Когда начался его великолепный инструментальный брейк и толпа зааплодировала, я почувствовал нечто за пределами радости.
За «Infinity» последовала новая запись Zodiac Cartel, и я закричал. На заре рэйва я постоянно кричал и вопил на сцене – бросал вызов пустоте, впечатывая в нее себя, пытаясь заполнить вакуум Вселенной радостью. Но теперь мы с ней кричали вместе. Я был частью оглушительной темноты. И мне это нравилось.
Мой сет закончился, и на сцену вышел следующий диджей, Вольфрам.
– Отличный сет, – признал он. Я обнял коллегу и сказал, что люблю его.
Константин со своей свитой из моделей, преступников и охранников ждал за сценой.
– Пошли отсюда! – крикнул я. И еще: – У тебя есть наркотики?
Мы забрались в длинный лимузин, который ждал Константина у выхода. Уютно устроившись на черном сиденье среди высоких моделей, неуклюжих восточноевропейских преступников и огромных охранников, я почувствовал себя приемным эльфийским ребенком. Кто-то включил обычный техно-микс и протянул мне бутылку водки.
– Отличный сет! – сказал кто-то. Я повернулся налево: это была Ясмин, одна из моделей. Она широко улыбалась. Ее зрачки были расширены.
Она все поняла. Она была афроамериканкой и красавицей, и мне сразу же захотелось провести с ней всю оставшуюся жизнь. Я взял ее за руку:
– Кажется, я люблю тебя.
Она весело рассмеялась.
Мы добрались до клуба Константина – темного, ничем не выдающегося и намного более людного, чем тот, где я только что играл. Константин отвел нас в VIP-зал, полный пожилых иностранцев и молодых тощих моделей. Выглядело это все ужасно, но я тоже был ужасен, да и кому какое дело? Мы все – человечество, а человечество всегда было именно таким – прекрасным и отталкивающим.
Этот клуб был хуже всех, где я когда-либо проводил время, здесь было все, что я, по собственным заявлениям, ненавидел, и мне здесь нравилось.
– Ты училась в школе? – спросил я у Ясмин, модели, в которую влюбился в лимузине. Мой язык уже сильно заплетался.
– В колледже? – невнятно переспросила она.
– Ага.
– Недолго. – Казалось, ей было неприятно то, что я спрашиваю о серьезных вещах. – А ты?
– Я изучал философию, – признался я. Ясмин рассеянно улыбнулась. – А это, – указал я на окружающий нас дорогой разврат, – моя диссертация.
На заре рэйва я постоянно кричал и вопил на сцене – бросал вызов пустоте, впечатывая в нее себя, пытаясь заполнить вакуум Вселенной радостью.
Пытаясь произнести слово «диссертация», я осознал, что оно трудное и забавное, если ты пьян и под кайфом. Поэтому пришлось повторить его снова, заплетаясь и спотыкаясь на свистящих: «Диссертация. Диссертация».
Склонившись к Ясмин, я без всякой необходимости признался:
– Я пьян.
Константин подошел и объявил:
– На рассвете мы пойдем на мою яхту!
– А когда это будет? – спросил я, потому что мы могли провести в герметично закрытом VIP-зале и 30 минут, и все три часа.
Он взглянул на часы.
– Ха! Сейчас!
Мы вышли на улицу, солнце уже взошло. В этом не было на самом деле ничего удивительного: я не мог вспомнить, когда в последний раз ложился спать до рассвета. Когда мы все вернулись в лимузин Константина, я сжал надушенную руку Ясмин своими костлявыми пальцами.
Яхта Константина была на удивление большой – со спальнями, столовой и джакузи в задней части. Она должна была выглядеть безвкусно, но почему-то казалась прекрасной.
– Можно мне порулить? – спросил я Константина, когда мы поднялись на борт.
– Ха-ха, нет! – ответил мой новый лучший друг и указал на охранника, сидевшего за штурвалом яхты. – Поведет он.
Я попытался выглядеть трезвым, чему мешало то, что меня изрядно покачивало.
– Яхты – моя стихия, – пробормотал я.
– Все в порядке, мы на вечеринке, – ответил Константин, обнимая меня за плечи.
Когда мы шли по палубе, я спросил:
– Она быстрая?
Константин улыбнулся и поднял вверх большой палец. Действительно, для яхты скорость его судна была очень приличной.
В лицо мне ударил мягкий розовый воздух Майами. Я сжал руку Ясмин, и она ответила мне тем же. Она была частью моей неблагополучной семьи. Как и Константин. Все люди на яхте были моими детьми, и я любил их всех.
Даже за пределами клуба мне казалось, что я лучшая версия Бога.
– А знаешь, что самое интересное? – спросил я Константина. И перепрыгнул через борт.
В воду я вошел жестко. А потом просто поплыл, глядя на нежно-голубое тропическое небо. Мир был нежным. Небо было нежным. Вода была нежной. Наверное, мой телефон перестал работать в воде, сломался. Но я улыбался, глядя в небо.
Я услышал, как яхта плывет ко мне. Константин и все модели стояли у перил, злые и обеспокоенные.
– Все в порядке! – крикнул я, отплывая прочь от яхты.
– Моби! – завопил Константин. – Залезай на борт!
– Нет, – засмеялся я, отплывая от яхты. – Просто оставьте меня здесь!
Я хотел плыть, а потом лежать на воде, а потом умереть. Я утону в море и наконец исчезну. «Просто дай себе умереть», – слышал я чьи-то слова. Но потом посмотрел на яхту. Все люди на ней казались очень озабоченными. Они были моей новой семьей, а я их новым отцом. И они выглядели обеспокоенными. Поэтому я поплыл обратно к яхте.
