Англичане поступили своевольно, заключив Дабижу буквально под стражу, а русский консул был любопытен и надменен. Он заметил, что шейх – «слуга англичан и что британский консул является подлинным губернатором; в подтверждение добавил, что британский консул в Бушере предлагал ему дать рекомендательное письмо к шейху Хаз'алю, но он отказался». Британский консул в Бушере не предлагал ему ничего подобного, но это не беспокоило Дабижу.
Встретившись с Хаз'алем, Дабижа сказал ему, что Россия намеревается иметь в заливе порт, но Англия ставит ей палки в колеса. Британские карантинные станции на островах Ормуз и Кешм созданы «с намерением укрепить их», но Россия на это никогда не согласится. Жители северных провинций счастливы, «и муджахиды предлагали России взять северные провинции Персии под свою протекцию».
Британские опасения подкреплялись требованиями в русской прессе получить порт в Персидском заливе, лучше всего в Бендер-Аббасе. Мало какие угрозы могли произвести на англичан впечатление, в особенности на тех, кто волей судьбы был тесно связан с Индией. Для таких англичан Персидский залив всегда был «нашим морем», а любое иностранное вторжение – нарушением прав, купленных столетиями труда и кровопролития. Один из них писал: «Почти три сотни лет наш флаг развевается над его водами… Он развевался в Оманском заливе еще до того, как из Плимута отплыл «Мэйфлауэр». Мы приносили жертвы, сражались, торговали и правили во всех узких морях Среднего Востока. Бесчисленными жертвами крови и золота, неколебимой доблестью наших моряков, одинокими забытыми могилами на этих пылающих берегах, достоинством и сдержанностью нашего правления мы трижды заслужили право сохранить наше первенство нетронутым».
В разгар бурской войны, в которой увязли британские войска, в Персидском заливе появились русские корабли. Один из них, канонерка «Гиляк», тихо вошел в бухту Бендер-Аббаса 14 февраля 1900 г. Британское адмиралтейство наблюдало за русскими. Если бы они подняли на берегу флаг, начали подготовку к созданию базы, высадили войска или попытались овладеть портом, британский старший морской офицер заявил бы протест. Если бы его протест не был удовлетворен, он должен был «поднять британский флаг на Ормузе, Хенгаме или Кешме».
Капитан «Гиляка» запросил угля, три сотни тонн, заказанные из Бомбея русскими властями. Уголь доставили, но «Гиляк» не мог принять на борт так много. После этого капитан начал переговоры с местным губернатором, чтобы оставить часть угля в Бендер-Аббасе, сделав из него русскую угольную базу. «Гиляк» отплыл, оставив двадцать пять тонн угля. «Это, похоже, только начало и находится в замечательном противоречии с заверениями Муравьева», – телеграфировал Керзон. В министерстве по делам Индии к телеграмме вице-короля была подколота никем не подписанная записка, в которой говорилось: «Я считаю, что нам следует остановить это. – И ниже: – Нам нужно продемонстрировать, что мы намереваемся отстаивать свои интересы в Бендер-Аббасе, если персы продают его».
Местный губернатор отказал русским в разрешении на складирование угля. Действительно ли у него «появились здоровые подозрения», как пишет английский комментатор, или он был испуган нежданным появлением британского корабля «Помона», проявившего «интерес к происходящему», но он решил, что безопаснее оказать сопротивление далекой России, чем Британии, наблюдающей за ним через прицелы орудий «Помоны».
«Гиляк» зашел еще в несколько портов залива и удалился на всех парах, оставив британцев в ожидании прихода других кораблей для основания базы в Бендер-Аббасе. В это время велась активная переписка между министерством иностранных дел, министерством по делам Индии, адмиралтейством, правительством Индии, британским посланником в Тегеране и резидентом в Персидском заливе. Изучались политические симпатии прибрежных шейхов, с которыми можно было бы договориться через голову персидского правительства. Исследовались подходящие для военно-морских баз места на некоторых островах, планировались новые телеграфные линии. Для воплощения этих планов не было сделано никаких шагов, что объясняется бюрократической инерцией и временным затишьем после короткого шторма, вызванного Дабижей и «Гиляком».
Князь Дабижа вернулся в залив в марте 1901 г. в связи с ожидавшимся прибытием в Бушер русского торгового судна «Корнилов». Он начал переговоры о покупке дома для русского консульства. Снова телеграфные провода между Лондоном, Тегераном, Персидским заливом и Индией раскалились от посланий, инструкций и предупреждений. Снова русская пресса принялась бить в боевые барабаны, вызывая ясное и зловещее для англичан эхо в Париже. «Journal des Debats» писал, что англичане усиливают свои позиции: строят новые угольные базы, вмешиваются в дела местных правителей, интригуют в Неджде, Кувейте и Йемене и укрепляют свое владычество в Белуджистане. Русские тоже не сидели сложа руки. Они открыли консульства в Басре и Бушере и наладили пароходное сообщение между Одессой и портами залива. «Journal des Debats» сетовал, что французы не принимают участие в этой деятельности. «Новое время» приветствовало приход Франции в залив. «Нам непросто вести борьбу против англичан, которые до сих пор были всемогущи в этих местах; мы с радостью приветствуем нашего доброго друга и союзника, который, действуя с нами заодно, получит такие же выгоды».
Действительно, русская активность в заливе резко усилилась весной и летом 1901 г. Средствами закрепления здесь русского присутствия служили торговля, судоходство и новые консульства. Генеральный консул Британии в Санкт-Петербурге Мичел докладывал, что по приказу великого князя Александра Михайловича летом 1900 г. в Персидский залив для изучения торговли в тамошних портах был направлен штатный журналист «Нового времени» Сыромятников, подписывавший свои материалы псевдонимом Сигма. После возвращения он представил Витте доклад, в котором утверждалось, что там имеется потенциальный рынок для русского сахара. В то время в заливе продавался только французский сахар, причем низкого качества. Имелся также рынок для керосина, хлопковых и шерстяных изделий, зерновых спиртов и т. д. Для торговли, однако, была бы необходима пароходная линия, которую пришлось бы субсидировать правительству, иначе она не смогла бы конкурировать с британцами. Следует также открывать русские банки и консульства. Наконец, Сыромятников рекомендовал постоянно держать в заливе русский военный корабль и организовать угольные базы в Бушере и Басре.
Плавание старого торгового судна «Корнилов», которое вызвало горячее одобрение парижской прессы, возбудило надежды в Санкт-Петербурге и испугало англичан, оказалось бедным событиями и неприбыльным. В октябре «Корнилов» зашел в Бендер-Аббас и выгрузил 5 тысяч ящиков керосина. В Ленге он выгрузил три тюка хлопковых изделий, в Бушере 12 тысяч ящиков керосина и 100 ящиков стеклянной посуды. Затем он зашел в Басру, вернулся в Ленге и ушел из залива, увозя 4,6 тысячи мешков табака для Бейрута, 60 ящиков камеди для Одессы и Лондона, 17 тюков хлопка для Одессы и 2 ящика опиума для Александрии. Этим и ограничился оборот русской торговли в заливе в 1901 г.
Открытие русских консульств в портах залива было более простым делом. Консул в Басре Адамов получал детальные инструкции от посла в Константинополе, старого мастера средневосточной дипломатии, бывшего директора Азиатского департамента Министерства иностранных дел, а до этого посланника в Тегеране, убежденного англофоба И.А. Зиновьева. В своем исследовании английских деяний «Зиновьев подчеркивал, что Россия не может оставаться равнодушной к английским интригам в этом регионе, поэтому необходимо всеми способами бороться против английского политического и экономического доминирования в зоне Персидского залива».
