Силы шаха таяли, не оставляя ему никаких возможностей, кроме переговоров с меджлисом. По приказам из Санкт-Петербурга и Лондона вмешались русское и британское дипломатические представительства. 20 декабря шах принял посланников, которые посоветовали ему договориться с меджлисом. Он поблагодарил их, пообещал добиться умиротворения, но сказал, что считает необходимым убрать из меджлиса некоторых членов, принимавших участие в деятельности политических клубов. Все же благоприятный момент был упущен. Меджлис получал подкрепления, его силы росли, в то время как силы шаха таяли.
22 декабря Гартвиг и Ч. Марлинг, британский поверенный в делах, сделали шаху дополнительное представление, посоветовав ему твердо придерживаться конституции, которую он поклялся защищать. Шах обещал последовать их предложениям; но, проиграв сражение националистам, Мохаммад Али тем не менее считал, что может выиграть войну. В тот самый день, когда Гартвиг и Марлинг призывали шаха сотрудничать с меджлисом, русский посланник получил от Извольского телеграмму с поручением проинформировать шаха, что, уважая нерушимость и целостность Персии, правительство России будет содействовать всеми доступными средствами личной безопасности Мохаммада Али и его семьи.
Сдержанность Гартвига на публике была результатом позиции, принятой его правительством под воздействием настойчивости сэра Э. Грея, проповедовавшего невмешательство. Грей писал графу Бенкендорфу, что Персию следует оставить в покое, чтобы она сама выработала для себя форму правления. Он стремился сотрудничать с Россией именно в невмешательстве, которое персы оценили бы по достоинству. Он писал Бенкендорфу: «В этом случае персы будут смотреть на нас обоих с уверенностью, вместо того чтобы пытаться интриговать еще с кем-то против нас». Отношения между шахом и меджлисом не улучшались, но некоторое ослабление напряжения было все же достигнуто. Гартвиг сказал Марлингу, что действовал как миротворец, обсуждая вопросы с лидерами националистов и убеждая в то же время шаха проявить добрую волю.
А. Николсон в Санкт-Петербурге излучал оптимизм. В своем ежегодном отчете Э. Грею (за 1907 г.) он указывал, что Россия оставила свою агрессивную политику и желает «сконцентрировать усилия на упрочении своего положения в северной части Персии… Тревоги о том, не попытается ли Россия получить базу в Заливе, оказались безосновательными». Николсон неохотно признает существование в отношениях с Россией некоторых сложностей, но в его глазах эти сложности лишь подчеркивали добрую волю Извольского и тех из военных, кто присоединился к нему и отказался разрешить продвижение русских войск к персидским границам.
Николсон отзывался о местных русских чиновниках в Персии как об источнике проблем. Самым беспокойным из них был Иван Федорович Похитонов, генеральный консул в Тебризе. День за днем он направлял послания Гартвигу и непосредственно в Санкт-Петербург (он имел привилегию действовать по своему усмотрению в обход посланника), описывая мнимые бесчинства революционеров и возникающую анархию. В январе 1908 г. он пожаловался, что из-за партийных разногласий базар в Тебризе был закрыт двенадцать дней. Похитонов опасался, что русские сборщики дорожных пошлин на шоссе Тебриз– Джульфа оставят свою работу. «Россия, – телеграфировал он в Санкт-Петербург, – как сторона, наиболее заинтересованная в шоссейных дорогах, несет значительные потери». Похитонов призывал направить казаков для охраны шоссе. «Все иностранцы открыто выражают свое удивление нашим кажущимся безразличием к своим интересам».
Рьяный консул не получил казаков, однако Извольский поручил Гартвигу привлечь внимание Персии к беспорядкам в Азербайджане. Послание министра было составлено в самых решительных выражениях: «Будьте так добры… призвать самое серьезное внимание шахских министров к тому факту, что их бездеятельность может вызвать последствия, равно нежелательные как для России, так и для Персии, и может вынудить нас принять все меры, какие могут показаться нам необходимыми, для защиты наших подданных и интересов».
Но недовольный Похитонов направляет новый запрос. Может ли он получить разрешение договориться с мэром Меренда, маленького городка в Азербайджане, об охране шоссе? Мэр располагает некоторым количеством всадников, которых можно нанять. Извольский согласился, что такой способ набора охраны может оказаться дешевле и не привести к проблемам в отношениях с Британией. Он запросил мнение Гартвига, который ответил, что у него нет возражений. Итак, консул мог набрать на персидской земле собственную частную «армию».
В высших правительственных и придворных сферах ходили разговоры о восстановлении позиции России в Азии. Наместник Кавказа граф И.И. Воронцов-Дашков писал царю: «Наше влияние на Востоке возле Кавказа, в Персии и Малой Азии, было поколеблено; но мы восстановим его, и с большой лихвой, когда Россия наберется сил».
С июля 1908 г. по март 1910 г. правительство провело более десяти особых совещаний по персидскому вопросу. Кавказский наместник выступал за интервенцию. Коковцов, бывший до этого на стороне Извольского, с течением времени становился сторонником вмешательства. Извольский продолжал убеждать: «Такие меры, как отправка наших войск в Персию, на которую английское общественное мнение и, как следствие, кабинет министров будут реагировать определенным образом, должны предприниматься с особой осторожностью, дабы не разрушить доброе взаимопонимание, существующее между двумя державами».
Создается впечатление, что царь склонялся к агрессивным односторонним действиям, тогда как Столыпин выступал за сотрудничество с британцами.
Соглашение с Англией предотвратило крупномасштабную интервенцию против конституционных властей Тегерана, но не исключило локальных военных действий вдоль российско-персидской границы. Когда 13 апреля 1908 г. русский офицер Двоеглазов в сопровождении нескольких солдат перешел на персидскую территорию и был убит кочевниками-шахсаванами, русские раздули инцидент до громадных размеров. Гартвиг представил персидскому министру иностранных дел протест, в котором утверждалось, что это шахсаваны пересекли границу и убили Двоеглазова на русской территории. 16 мая Извольский сообщил Гартвигу, что трое племенных вождей в районе Астары, где произошла перестрелка, получили от русских требование заплатить компенсацию и предупреждение, что в случае, если бандитизм не прекратится, наши подразделения сожгут деревни всех, кто принимал участие в грабеже или укрывал бандитов, и беспощадно накажут виновных.
Из Батума британский консул Стивенс докладывал, что русские войска вошли в Персию с приказом сжигать деревни на пути экспедиции: «В соответствии с этим несколько деревень в радиусе 12 верст от границы сровняли с землей, и, выполнив так задачу экспедиции, генерал Снарский и его отряд в настоящее время отходят на российскую территорию».
Перед выводом войск в Россию генерал Снарский предъявил губернатору Азербайджана ультиматум. Он объявил, что послан царским наместником для взыскания компенсации. Губернатору давалось шесть дней для выплаты сумм, назначенных русским приграничным судом. Губернатор должен был также дать обязательство выплатить компенсации семьям Двоеглазова и остальных в размере, который должно было определить российское правительство; заплатить за разрушения, возникшие в результате оккупации российской территории возле форта Дыманский; оплатить издержки карательной экспедиции. Снарский предупредил: «В случае опоздания с ответом или отрицательного ответа, хотя бы по одному пункту, я буду считать себя вправе пересечь границу и искать компенсации по всем перечисленным вопросам силой оружия».
