Правильность анализа Поклевского была подтверждена поведением прессы. Особенно антирусскими были «Иран сегодня» и «Шарк». Издателям всех тегеранских газет было велено сменить тон. Министры и депутаты меджлиса обсуждали введение цензуры. Тем временем издатель «Шарк» сейид Зиа эд-Дин был смещен со своего поста, так как выяснилось, что ему всего девятнадцать лет, тогда как закон требовал, чтобы издатель был не моложе тридцати.
Извольский готов был отозвать войска, по крайней мере, из Казвина и телеграфировал Поклевскому, что это будет сделано. Он собирался оставить только полсотни казаков в качестве охраны консульства. Хотя общая численность русских войск при этом не уменьшилась бы, поскольку остальные казаки были приписаны к консульствам в Реште и Энзели, Извольский хотел, чтобы этот шаг был принят в Персии как проявление русской дружбы. Но Извольский испытывал давление со стороны правых кругов и их прессы.
«Московские ведомости» гремели: «В Тегеране наш долг начать вновь разговаривать по-русски. И если Англия захочет помешать, министерству следует немедленно разорвать соглашение, которое связывает по рукам и ногам свободу нашей национальной политики и которое вообще не следовало заключать».
Русские войска продолжали оставаться на севере, и меджлис, собравшийся 15 ноября, сделал их продолжительное пребывание в стране главной темой дебатов. Почему русская армия не уходит домой, спрашивали депутаты. Адиб от-Тодджар заявил: «Их присутствие и неожиданные действия разрушают все надежды персидского народа. В Ардебиле, например, появляется банда грабителей-шахсаванов. Правительство сразу же направляет отряд для восстановления порядка и наказания преступников. Не успел отряд добраться до Ардебила, как появляется какой-то русский отряд, и возникают недоразумения».
Сейид Хасан Таки-заде, депутат от Азербайджана, сказал, что присутствие русских войск вызывает беспорядки в провинции. Присутствия десяти казаков в персидском городе достаточно, чтобы прекратить работу административной машины. Русские оккупировали на севере множество городов под ложными предлогами, а кабинет не предпринимает всех необходимых мер.
Один из депутатов меджлиса говорил с иронией: «Министр иностранных дел говорит, что предпринял шаги. Во время обычного приема в среду в министерстве иностранных дел, когда ему наносят визиты все посланники, он, может быть, спросил русского посланника во время беседы за чашкой чая: «Когда ваши войска покинут Персию?» И услышал в ответ: «Эншаолла! [На все воля Божья]».
Хотя тон дебатов в меджлисе был весьма умеренным и Россию никто не оскорблял, ее правительство все же воспользовалось этим предлогом, чтобы отложить эвакуацию войск. Извольский с напускным сожалением писал Поклевскому-Козеллу, что Россия уже была готова обсуждать постепенный вывод войск: «Вызывает сожаление грубое вмешательство в этот вопрос крайних националистов в меджлисе, поскольку при наличии угрозы любого рода мы будем лишены возможности выполнить наши намерения. Будьте добры, обратите на это внимание правительства шаха и убедите их принять все меры к прекращению вредной агитации, начатой националистами».
Поклевский поговорил с помощником министра иностранных дел Сакатом ол-Молком о бестактном и бесцельном жесте меджлиса. Сепахдар, премьер-министр и революционер malgre lui (поневоле), сказал драгоману русской миссии Барановскому, что, по его мнению, Персия может существовать только в дружбе с Россией. Он сам и большинство министров скорее уйдут в отставку, чем будут проводить по отношению к ней другую политику. Сепахдар хотел знать, выведет ли Россия войска, если персидское правительство будет проводить дружественную политику. Поклевский просил передать, что он хочет увидеть дела персов. Пока персидское правительство не удовлетворит самые важные требования русских, он не будет вести разговоры о выводе войск.
Узнав о решении меджлиса добиваться вывода русских войск и протестовать, если войска останутся, Грей поручил Баркли объявить персидскому правительству, что, «симпатизируя его желанию увидеть эвакуацию войск, лондонский кабинет, тем не менее, уверен в обещаниях имперского правительства России и считает, что планируемый протест не приведет к цели». У Баркли не было выбора, он вынужден был проводить политику, решение о которой принималось в Лондоне. Однако он не скрыл от Грея своих сомнений. «Я считаю, что проводимая Россией линия, – телеграфировал он, – может довести персидское правительство до отчаяния; я считаю, что существует опасность ухода кабинета в отставку; шаг, который вновь создаст условия для хаоса».
Ч. Гардинг также был встревожен. «Если в Персии воцарятся хаос и враждебность по отношению к России, это не может пойти на пользу подлинным интересам России», – писал он. Гардинг говорил с Бенкендорфом о необходимости принятия примирительной позиции, указывая на присутствие русских войск и на отчаянную финансовую ситуацию как на возможные причины падения персидского кабинета.
А. Николсон из Санкт-Петербурга защищал Россию. «Нельзя отрицать, – писал он после прочтения депеши Баркли от 11 февраля, – что присутствие русских войск в Персии продолжается дольше, чем, казалось бы, оправдывается обстоятельствами, но слушания в меджлисе проходили как раз в тот момент, когда месье Извольский готов был предложить их вывести. Я хотел бы заметить, что нам следует быть осторожными и не давать понять здесь, что мы склонны неодобрительно относиться к позиции России или что мы согласны со взглядами персидского правительства». Он напоминал, что русское правительство всегда проявляло терпение по отношению к Британии. Не было сказано ни слова, когда британские войска высадились в Бушере или когда британцы захватили оружейный склад. Далее Николсон предостерегал: «Если мы сейчас пойдем на поводу, предпримем какие-то действия или сделаем резкие заявления, из которых персы могли бы сложить мнение, что между двумя правительствами есть расхождения во взглядах, то пострадают добрые и сердечные отношения, характеризовавшие до сих пор выполнение нашего соглашения».
Три беседы по вопросу вывода войск из Северной Персии показали Николсону, что мотивы сохранения войск в Персии, представленные Извольским, неубедительны. Он признает этот факт в двух телеграммах Грею, но упорствует в своем мнении, что Россия права и не следует возражать против ее действий в Персии. В течение года, по мере того как ухудшались отношения между Британией и Россией, поведение русских в Персии становилось все более высокомерным. Жалоба за жалобой сыпались на Даунинг-стрит. Но Николсон стремился любой ценой оправдать русских. В министерстве иностранных дел до сих пор вспоминают, как он написал на объемном меморандуме по нарушениям договора 1907 г. со стороны России: «Я не читал этот документ. Но если он содержит критику действий русских в Персии, то в значительной степени основан на предубеждении и ложных допущениях».
Персидский поверенный в делах в Санкт-Петербурге Али Коли-хан Мошавер ол-Мамалек направил Извольскому записку с просьбой о выводе войск ввиду того, что персидское правительство обеспечило порядок, устранив причины, по которым войска были введены. Али Коли-хану дали понять, что поднимать этот вопрос не следует, поскольку войска ни при каких обстоятельствах не будут выведены из Персии. Поклевскому поручили сообщить персам, что Извольский даже не даст письменного ответа на записку Али Коли-хана.
