Именно неповиновение Похитонова и агрессивное поведение остальных консулов, действовавших с полным пренебрежением к мнению посланника в Тегеране, легли в основу легенды, которую позже поддерживали и использовали Э. Грей, А. Николсон, Дж. Бьюкенен и прочие сторонники англо-русской дружбы любой ценой. Эта легенда утверждает, что русское правительство пыталось честно выполнять условия англо-русского соглашения 1907 г., но его часто подводили собственные агенты в Персии – агенты, вышедшие из старой школы Азиатского департамента.
Как любая легенда, эта легенда тоже содержала в себе элемент истины. Подавляющее большинство русских представителей в Персии – консульских, финансовых и военных – были империалистами, настроенными антибритански и антиконституционно. Однако они не извращали политику Санкт-Петербурга. Напротив, они гораздо тоньше чувствовали подлинное настроение высших государственных чиновников и самого царя, нежели несчастный Поклевский-Козелл
[46].
Сопротивляясь давлению Нератова, требовавшего более решительных действий, и понимая слабость своей позиции в Санкт-Петербурге, Поклевский еще раз изложил свои взгляды по делу Шоа'. Он отверг похитоновскую версию инцидента, отнеся «к области фантазии» жалобу на жандармов, направивших свои винтовки на служащих консульства. Поклевский подчеркнул, что Похитонов знал его мнение о собственности Шоа' ос-Салтане; знал, что это дело касалось только дипломатической миссии, и все же вмешался. Поклевский требовал: «Для поддержания служебной дисциплины и предотвращения в будущем опасной игры вооруженными силами со стороны русского консульства считаю абсолютно необходимым: 1) чтобы Похитонову было приказано следовать инструкциям, выданным ему дипломатическим представительством 27 сентября (10 октября) прошлого месяца… 2) чтобы генеральному консульству было приказано, начиная с настоящего момента, представлять в миссию копии всех своих телеграфных и иных докладов в министерство иностранных дел».
Поклевский так объяснил мотивы Похитонова: «После неудач Мохаммада Али Похитонов, весьма к нему склонный, пришел к убеждению, что русскому правительству следует оставить политику невмешательства и оказать активную помощь экс-шаху и его местным сторонникам. Видя, что в этом вопросе миссия, без директив из Министерства, не переходит границы законной защиты интересов российских подданных и лиц, действительно находящихся под нашей протекцией, генеральный консул воспользовался делом Шоа' для независимых действий, надеясь увлечь за собой миссию и правительство. Получив приказ прекратить вмешиваться в это дело, он ничего не сделал, чтобы предотвратить инцидент с персидскими казаками, но, напротив, пытался создать серьезное недоразумение между казачьей бригадой и персидским правительством. Когда это не удалось, генеральное консульство хотело добиться активного вмешательства миссии в дело Шоа'. Потерпев неудачу и в этом, генеральное консульство направило в министерство, через голову дипломатического представительства, доклад с жалобами на посланника в надежде на его замену».
Ответ Нератова представлял собой короткий и резкий выговор. Он выразил сожаление, что, несмотря на дважды полученные инструкции, Поклевский не перешел к действиям. Что же до последней его телеграммы, отвечал Нератов, «я не вижу ни в ней, ни в письме ничего, что могло бы изменить мою точку зрения на это дело». У Поклевского больше не было выбора. 2 ноября он вернул персидскую ноту министру иностранных дел Восугу од-Дойлы и представил ему требования Нератова.
Восуг од-Дойлы признался Поклевскому, что персидский кабинет не одобряет методы Шустера и хотел бы «обуздать его». Но России не следует торопить кабинет, так как давление только увеличит популярность Шустера «среди неуравновешенных персидских политиков». Поклевский заявил, что имеет официальные инструкции, и ему нужен быстрый ответ.
Меджлис полностью поддерживал Шустера. Сам Восуг од-Дойлы, как и его брат Ахмад-хан Кавам ос-Салтане, первоначально тоже отнеслись к нему дружески. Однако генеральный казначей провел расследование «грубого мошенничества и злоупотреблений», имевших место в налоговой системе Азербайджана. Частные источники сообщили ему, что сборщик налогов сделал себе состояние и теперь насмехается над правительством и генеральным казначеем. «То, что он, делая это, считал себя в безопасности, – писал Шустер, – вероятно, основывалось на том, что он был отцом двух министров: Восуга од-Дойлы и Кавама ос-Салтане. То, что они вдруг стали ко мне враждебны, объясняется именно этим».
Возможно, враждебное отношение Восуга од-Дойлы к Шустеру было вызвано личными соображениями, но многие персидские политики начинали думать, что генеральный казначей зашел слишком далеко. Сам Шустер не понимал до конца серьезности ситуации, которую невольно создал. Он, вероятно, даже не знал, что Россия обсуждала с Британией вопрос о его удалении из Персии. Бенкендорф сказал Николсону, что деятельности Шустера должен быть положен конец. Николсон согласился с ним и добавил, что американец с самого своего прибытия в Персию выбрал не тот путь. Но он не хотел добиваться удаления Шустера силой, предпочитая его добровольную отставку. Это помогло бы избежать полемики в прессе, в парламенте и особенно в Америке. Пока для атаки на генерального казначея готовилась сцена, инцидент с Шоа' оставался неразрешенным, Шустер сам добавил масла в огонь. Он назначил на пост финансового инспектора в Тебризе, сердце русской зоны Персии, англичанина Лекоффра.
Назначение Лекоффра наглядно демонстрирует отсутствие у Шустера чутья к реалиям силовой политики. Дело Стоукса ничему его не научило, он умудрился создать новый кризис в самый неподходящий момент, какой только можно вообразить. Лекоффр несколько лет жил в Персии, работая сначала в Имперском банке, затем в министерстве финансов. Он привлекал внимание русского дипломатического представительства как русофоб и участник национального революционного движения. Поклевский сразу сообщил Нератову свое мнение: России следует протестовать против назначения Лекоффра. Нератов согласился и выразил надежду, что Дж. Баркли поддержит этот протест. Царь был недоволен. «Подобные протесты, – отметил он на полях нератовского черновика, – способны только вызвать улыбку».
6 ноября персидское правительство ответило отказом на русские требования убрать жандармов из пригородного имения Шоа', его дома и сада. Оно указало, что русская миссия была заблаговременно уведомлена о том, что права русских подданных не пострадают. Генерального консула, в соответствии с законом, попросили воздержаться от вмешательства. Ввиду невиновности персидских чиновников персидскому правительству невозможно согласиться с требованиями Поклевского.
В тот же день А. Николсон поручил Дж. Баркли выразить Шустеру неодобрение по поводу назначения англичанина на пост в Северной Персии. Кроме того, Баркли должен был сказать ему, «что английское правительство рассматривает любое назначение, которое могло бы вызвать протест России, противоречащим духу своего соглашения с Россией». Баркли нанес визит Шустеру и зачитал ему текст телеграммы Грея. В своей книге Шустер написал об этом: «Я ответил Дж. Баркли, что всегда стремился и стремлюсь соблюдать все законные интересы России и других держав в Персии, но я не мог признать существование в Персии иностранных «сфер влияния», поскольку персидское правительство официально запретило мне это делать».
