Ни персидское правительство, ни его генеральный казначей не собирались сдаваться России. Нератов продолжал давить, приказав Поклевскому повторить требования в письменном виде и дать персидскому правительству понять, что в случае отрицательного ответа Россия примет любые меры, которые сочтет необходимыми для защиты своих интересов. Подразделение русской армии будет направлено в Казвин, где будет ожидать сигнала Поклевского для движения маршем на Тегеран, чтобы удалить жандармов Шустера из владений Шоа' ос-Салтане. Нератов также сообщил Поклевскому, что эти инструкции одобрены царем, об их выполнении следует доложить в Санкт-Петербург телеграммой.
В русской прессе начались яростные нападки на Шустера. Посол Соединенных Штатов в Санкт-Петербурге докладывал, что газеты обвиняют его в том, что он еврей и ведет себя оскорбительно по отношению и к британцам, и к русским. Вероятно, было принято решение сломить сопротивление персов силой. Поклевский в Санкт-Петербурге совершенно потерял авторитет; к мольбам Бенкендорфа не позволять Похитонову губить англо-русское соглашение никто не прислушивался. Политика Похитонова была политикой царя и Нератова. Оба были готовы рискнуть вызвать неудовольствие британцев ради того, чтобы взять под полный контроль «свою» сферу в Персии.
11 ноября русский ультиматум был вручен Восугу од-Дой-лы секретарем российской миссии. В нем содержались уже знакомые условия: замена жандармов Шустера на персидских казаков и извинения работникам русского консульства. На ответ персидскому правительству давалось 48 часов, но уже на следующий день Нератов начал приготовления к использованию силы. Он попросил председателя Совета министров Владимира Николаевича Коковцова дать указания наместнику на Кавказе подготовить воинское подразделение для переброски в Казвин. Одновременно информационное бюро русского правительства опубликовало официальную версию инцидента с Шоа', основанную на депешах Похитонова. «Рассмотрев вышеизложенное дело, – говорилось в релизе, – русское правительство признало действия генерального консула и подчиненных ему чиновников правильными и соответствующими обстоятельствам».
Премьер-министр Персии Самсам ос-Салтане, напуганный демонстративной русской военной активностью, приказал Шустеру увести жандармов из владений Шоа' ос-Салтане. Генеральный казначей отказался, заявив, что, поскольку приказ о конфискации был подписан всеми членами кабинета, приказ о его отмене тоже должен подписать весь кабинет. Министры разошлись во мнениях по поводу решения, которое должно принять правительство, к тому же меджлис не слишком доверял кабинету, главой которого был вождь бахтиаров. Пытаясь выиграть время, Самсам ос-Салтане и Восуг од-Дойлы подали в отставку, за ними последовали остальные члены кабинета. Отвечать на русский ультиматум стало некому.
Нератов, узнав о падении персидского кабинета из телеграммы тегеранского корреспондента лондонской газеты «Таймс», приказал Поклевскому немедленно объявить о прекращении отношений с персидским правительством, после чего будет отдан приказ на переброску подразделения в Казвин. Он интерпретировал отставку премьер-министра и министра иностранных дел как отказ подчиниться требованиям России. 16 ноября Коковцов поручил кавказскому наместнику направить четыре тысячи солдат в Персию. Из них две тысячи должны были двинуться маршем на Тегеран, а две остаться в резерве в Казвине. Одновременно Нератов направил Грею записку, которая содержала перечисление всех русских обид на Персию и информировала британское правительство о посылке войск в Казвин и при необходимости в Тегеран.
Новость о русском вторжении в Персию расстроила Э. Грея. Он сказал Бенкендорфу, что России следовало удовольствоваться контролем над таможнями и приберечь более энергичные меры для поддержки дальнейших требований, «таких, как отзыв Шустера, например». Грей стремился защитить действия России от враждебной критики общественности. 18 ноября Дж. Бьюкенен, вернувшийся в Санкт-Петербург из продолжительного отпуска, сказал Нератову, что Грей понимает требования России и считает их созвучными русской позиции в Персии. Однако посылка войск нежелательна, так как она может отрицательно сказаться на англо-русских отношениях, которыми Грей дорожит. «Английское общественное мнение, – сказал Бьюкенен, – чрезвычайно чувствительно в этом вопросе, и английское правительство должно его учитывать». Нынешнее вторжение России в Персию, начавшееся во время визита нового короля Британии Георга V в Индию, может спровоцировать выступления в поддержку среди его мусульманских подданных. Бьюкенен выразил надежду, что Россия, прежде чем направить войска на Тегеран, даст персам время подумать. Он указал на симпатии британцев к регенту Абол Касем-хану Насеру ол-Молку и добавил, что реставрация Мохаммада Али не была бы принята благосклонно, особенно если бы она явилась результатом русской интервенции. Нератов ответил, что Россия ценит свои отношения с Британией. Она тщательно взвесила принятые в Персии меры; дальнейшее развитие событий будет определяться ситуацией, которая сложится после прибытия русских войск в Казвин. Англо-русское соглашение остается в силе, Россия будет избегать всего, что могло бы создать затруднения для британского правительства. Однако, чем дольше русские войска будут оставаться в Персии, тем длиннее будет становиться список требований. Россия, возможно, будет настаивать на отставке Шустера, «хотя мы понимаем, что к нему как к иностранцу невозможно применить меры, обычные для Персии». Нератов упомянул также Похитонова, сказав, что генеральный консул знает Персию и ее обычаи. Если его подчиненные проявили излишнее рвение, они получат выговор, но это сугубо внутреннее дело России. Что же до Мохаммада Али, то Нератов сказал, что действия России нельзя связывать с заботой о его судьбе. Бьюкенен доложил, что Коковцов повторил ему на следующий день эти заверения и дал формальное обещание, что Россия не аннексирует ни одну из персидских провинций и не нарушит ее территориальной целостности.
Русские готовы были раздавать обещания по поводу Персии направо и налево, лишь бы британцы не связывали им руки. Коковцов заверил Бьюкенена, что «русские войска будут отозваны, как только два требования России будут удовлетворены: персидское министерство иностранных дел принесет формальные извинения русскому посланнику в Тегеране, а жандармов во владениях Шоа' ос-Салтане сменят персидские казаки». Но в тот же день Нератов телеграфировал Поклевскому, что Россия не удовлетворится выполнением этих двух требований. Он опасался, что Персия может выполнить их до прибытия полка Салянского, отправившегося накануне из Баку, в Энзели, что заставило бы войска вернуться домой. Поэтому в телеграмме было сказано: «Если персидский министр иностранных дел попросит вас принять его, чтобы он мог выразить согласие с нашими требованиями, будьте добры использовать благовидный предлог, например, необходимость запросить дополнительные инструкции, чтобы отложить встречу с ним до прибытия в Энзели полка Салянского… Это необходимо ввиду моего заявления Бьюкенену, что, если наши предыдущие требования не будут приняты до прибытия наших войск в Персию, мы выдвинем новые требования, включая, вероятно, изгнание Шустера».
Шустер для русских превратился в «черную овцу». Нератов хотел, чтобы его удалили из Тегерана, и спрашивал, как это можно сделать «без прямых действий против Шустера лично». Вмешательства в персидские дела Соединенных Штатов, гражданином которых он являлся, следовало всячески избегать. Если у Нератова и были сомнения насчет позиции Соединенных Штатов, то они были развеяны американским послом в Санкт-Петербурге Гилдом, сказавшим, что правительство Соединенных Штатов, несогласное с образом действий Шустера, «совсем не интересует его судьба…». Если русское правительство потребует удаления Шустера из Персии, Соединенные Штаты воздержатся от вмешательства.
