Хватаясь за соломинку, персидское правительство обратилось к Соединенным Штатам. Восуг од-Дойлы понимал, что следующим требованием русских будет удаление Шустера; «и в этом вопросе отношения Персии и России достигнут крайней напряженности, – телеграфировал он в Вашингтон Али Коли-хану Набилу од-Дойлы, – нам придется согласиться либо на удаление мистера Шустера, либо на реальную и немедленную гибель страны». Восуг од-Дой-лы хотел знать, что, по мнению Соединенных Штатов, следует делать правительству Персии в этих обстоятельствах. Ответ американцев был краток, холоден и жестоко разочаровал персов: «Ввиду обстоятельств, при которых персидское правительство пригласило мистера Шустера, американского гражданина, занять важный пост в качестве государственного чиновника Персии, правительство Соединенных Штатов признает, что указанные сложности для правительства Персии создаются политическими проблемами, в отношении которых государственный секретарь не считает возможным предлагать какие-либо решения».
Грей продолжал свою игру: публично он защищал действия русских в Персии, а частным образом возражал против них. 28 ноября он сказал в парламенте, что соглашение 1907 г. не нарушено. На следующий день он призвал Россию не нарушать договор оккупацией Тегерана, которая сведет независимость Персии к чистой фикции. Нератов поблагодарил Грея за его речь в палате общин и проигнорировал его призывы к умеренности.
В полдень 29 ноября секретарь русской миссии вручил персидскому министру иностранных дел новый ультиматум. Персии давалось сорок восемь часов на то, чтобы уволить Шустера и Лекоффра, взять на себя обязательство не приглашать иностранных советников без «предварительного разрешения» русского и британского дипломатических представительств и дать согласие возместить России расходы на текущую военную экспедицию в Персию.
Э. Грей сказал персидскому посланнику в Лондоне, что «персидское правительство должно без промедления подчиниться требованиям России». Такой же совет дал персам в Тегеране Дж. Баркли.
Время стремительно истекало. 1 декабря кабинет призвал меджлис принять ультиматум. Депутаты сидели в глубоком молчании. Когда началось голосование, напряжение стало почти невыносимым. Шустер вспоминал: «Когда опрос закончился, каждый человек, священник или мирянин, юноша или восьмидесятилетний старец, сделал ход в игре, поставив на кон свою безопасность и безопасность своей семьи, и швырнул в зубы великого Северного Медведя единодушный ответ отчаявшегося народа, который предпочел неизвестное будущее принесению в жертву своего национального достоинства и права самим найти собственное спасение».
Улицы города заполнились людьми. Со всех сторон раздавались крики «смерть или свобода». Во всеуслышание проклинали Россию. Близкий друг Поклевского Ала од-Дойлы, хорошо известный своим русофильством, был застрелен перед собственным домом. Беспомощный и испуганный кабинет подал в отставку. Последним его действием была отправка ноты, отвергающей русский ультиматум и заявляющей, что Персия готова к началу переговоров об изменении требований России. Нератов тут же поручил Поклевскому отдать русским войскам приказ двигаться на Казвин.
Грей не жалел усилий для спасения соглашения 1907 г. Он убеждал Бенкендорфа, «что русским войскам не следует идти на Тегеран, кроме как в самом крайнем случае». России не следует также выдвигать дополнительные требования без предварительной консультации с Британией. Грей писал Бьюкенену: «Я боюсь, что правительство России не понимает, что персидский вопрос, если повести себя неправильно, может внезапно превратиться в главную проблему всей международной политики. Если были бы выдвинуты дополнительные требования, в отношении которых мы были бы вынуждены сказать, что они противоречат соглашению, персидский вопрос исчез бы, и его место заняли гораздо более серьезные вопросы внешней политики как для нас, так и для России».
Полагая ситуацию чрезвычайно серьезной, Грей вручил копию Бенкендорфу.
Нератов сделал вид, что не понял причины беспокойства Грея. Он готов был приказать русским войскам не идти дальше Казвина, но заметил, что обстоятельства могут вынудить их войти в Тегеран. Новые требования также могут быть выдвинуты в случае вооруженного сопротивления персов. Но эти требования, однако, ограничатся русской сферой и будут касаться таких вопросов, как железнодорожное строительство в Северной Персии, организация вооруженных сил под началом русских в Тебризе и т. п. Конечно, добавил он, «никакие требования общеполитического характера» не будут выдвигаться без предварительной договоренности с британцами.
Чувствуя слабость позиции Грея в политических кругах Англии, Бенкендорф предупредил Нератова, что британский министр иностранных дел может подать в отставку, вызвав формирование нового кабинета с другой политической ориентацией. Стоит ли России рисковать возвратом к прежнему соперничеству ради второстепенных вопросов? Грей хотел всего лишь заверений, что Россия останется верна преамбуле договора 1907 г. Для него это было не вопросом престижа, а жизненной необходимостью, чтобы остаться у власти. Грей пользовался поддержкой большинства населения страны и прессы, но внутри самой либеральной партии росли оппозиционные настроения. Либералы выступали за улучшение отношений с Германией, и в случае падения Грея сразу последует сближение с Германией. Бенкендорф подчеркивал: «Для тех, кто желает распада англо-русского союза, дело Шустера является мощным рычагом».
А.П. Извольский присоединил свой голос к голосу Бенкендорфа в поддержку англо-русского соглашения, доказавшего уже прошлым летом свою эффективность: «Не может быть сомнений, что Германия, решившая утвердиться в Марокко, отступила только перед перспективой столкновения с Францией, Англией и нами. Я понимаю всю сложность согласования в настоящий момент наших действий в Персии с пожеланиями Англии. Тем не менее я умоляю вас не терять из виду неисчислимые последствия разрыва с Англией из-за персидских дел».
Отвергнув русский ультиматум от 29 ноября, персидский кабинет попытался уйти в отставку, однако регент отказался принять ее, и Самсаму ос-Салтане, Восугу од-Дой-лы и их коллегам пришлось по мере сил работать и дальше. Действия русских вызвали всплеск национальных чувств. В Тегеране и в главных городах провинций шли митинги и демонстрации. Демократическая фракция меджлиса призывала к вооруженному сопротивлению. Мольбы о помощи были разосланы парламентам всех стран, включая конгресс Соединенных Штатов. Однако Поклевский, тщательно наблюдавший за ситуацией, считал, что решение зависело в значительной степени от наджафского духовенства и Сардара Ас'ада, хана бахтиаров.
Лидеры бахтиаров имели претензии и к Шустеру, и к меджлису. Самсам ос-Салтане, премьер-министр и его брат Сардар Ас'ада давно согласились бы на все требования русских, если бы не генеральный казначей и его радикальные сторонники. Двое из ханов бахтиаров говорили в ноябре Поклевскому, что обсуждают, то ли устроить государственный переворот, избавившись от Шустера и меджлиса; то ли уехать из столицы, оставив страну на произвол Мохаммада Али. Они заверили Поклевского, что сформированное бахтиарами после переворота правительство было бы готово действовать в согласии с Россией и Англией, выгнать Шустера, распустить меджлис и сделать регентом одного из своих ханов. Они обсуждали этот план и с Баркли, который отказался давать советы по этому поводу.
