Од-Дойлы вошел в город 1 января 1912 г., начал резать своих врагов и грабить население, обещая действовать согласно директивам русского правительства. Беспорядочные убийства, пытки и вандализм его последователей далеко превзошли жестокость русских войск.
Дж. Баркли был шокирован воцарившейся в Тебризе властью террора. По его мнению, казнь Саката ол-Ислама стала «катастрофой такой чрезвычайной важности, что невозможно предвидеть все ее последствия». Л. Малле показывал телеграмму Баркли Бенкендорфу, который умолял Сазонова опубликовать оправдательные документы, показывающие, что Россия перешла к ответным действиям только после нападений на ее войска. На депеше Бенкендорфа Николай II написал «Нервность англичан начинает мне надоедать». Сазонов ответил Бенкендорфу, что русское общественное мнение возмущено зверствами, творимыми персами над русскими солдатами. Суровое наказание было неизбежно и вполне могло пасть на представителей духовенства, таких, как Сакат ол-Ислам. Сазонов подчеркнул: «Прецедент казни таких лиц можно найти как в Персии, так и в Турции».
Али Коли-хан Мошавер ол-Мамалек, персидский посланник в Санкт-Петербурге, пытался протестовать против тебризской резни. Он просил Сазонова вывести русские войска, убрать Шоджа' од-Дойлы, наказать виновных в повешении Саката ол-Ислама в священный день. В противном случае персидский кабинет уйдет в отставку и заявит, что его вынудили к этому действия России. Сазонов грубо ответил, что персидский протест неуместен, и предупредил Али Коли-хана о серьезных последствиях, которые вызовет отставка персидского кабинета. Он также поручил Поклевскому дать понять регенту и министрам, что таким образом они «лишь навлекут на страну неизмеримо большие бедствия». Если они прислушаются к голосу разума, Поклевский может указать им, что русские войска не останутся в Персии «дольше, чем необходимо для установления нормального положения дел».
Персидское правительство прекратило протестовать, но продолжало слабые попытки восстановить видимость своей власти в Тебризе. Ханы бахтиаров, вынудившие Мохаммада Вали-хана Сепахдара уйти из кабинета, предложили его на роль губернатора Азербайджана, надеясь таким образом ослабить власть Шоджа' од-Дойлы, уже строившего планы завоевания столицы и реставрации Мохаммада Али. Сазонов поручил консулу Миллеру сообщить Шоджа' од-Дойлы, что его поход на Тегеран был бы совершенно бессмысленным и не встретил бы нашего одобрения из-за данного Британии обещания не признавать реставрацию Мохаммада Али, пока русские войска находятся на территории Персии. Шоджа' од-Дойлы повиновался своим хозяевам, но персидское правительство предпочло все же иметь губернатором Азербайджана слабого Сепахдара, а не жестокого кочевника.
Сазонов готов был допустить Сепахдара в Тебриз, но хотел, чтобы Шоджа' од-Дойлы заверили, что «его добрая воля по отношению к нам завоевала ему нашу симпатию и он может рассчитывать на нашу поддержку в будущем». Поклевский сказал Восугу од-Дойлы, министру иностранных дел, что Россия согласна на назначение Сепахдара, если Персия сформирует в Тебризе казачью бригаду и амнистирует сторонников Шоджа' од-Дойлы. Кабинет принял оба эти условия.
Шоджа' од-Дойлы не собирался отдавать пост, полученный от русских. Он обвинил тегеранские власти в поощрении беспорядков и пригрозил «уйти в отставку». Поклевский считал, что од-Дойлы не понял, что и он, и Сепахдар служат не только персидскому, но также и российскому правительству. Но Сазонов не был уверен в лояльности Сепахдара и опасался, что, если Россия откажет Шоджа' од-Дойлы в поддержке, это будет воспринято как признак ее слабости. Его опасения еще больше разжигали русские консулы, прочно связанные с Шоджа' од-Дойлы и не желавшие, чтобы Сепахдар принимал участие в управлении Азербайджаном. Консул Беляев в Ардебиле и исполняющий обязанности консула генерал Преображенский в Тебризе изо всех сил пытались блокировать назначение Сепахдара и саботировать политику собственного начальника в Тегеране.
Поклевский, должно быть, читая копии телеграмм Преображенского Сазонову, заново пережил свой горький опыт в инциденте с Шоа'. В ярости на своих представителей в Азербайджане он обвинил Шоджа' од-Дойлы в наглой лжи, а Преображенского – в излишней доверчивости. Поклевский писал Сазонову: «Пришла пора, чтобы генеральное консульство начало проявлять более критическое отношение к утверждениям Шоджа' и прекратило передавать свои чепуховые взгляды на личность Сепахдара, гораздо лучше известного в дипломатическом представительстве, чем в генеральном консульстве или у Шоджа'».
На этот раз на помощь Поклевскому пришел его давний противник, Нератов. В письме помощнику наместника на Кавказе Николаю Павловичу Шатилову он писал, что о Сепахдаре до сих пор судят как о бывшем лидере революционных банд, пришедших из Гиляна в Тегеран на помощь в свержении Мохаммада Али. При этом забывают, что эту роль он принял на себя вынужденно: он никогда не был не только революционером, но и убежденным конституционалистом. Напротив, продолжал Нератов, существуют веские причины считать, «что он был одним из тайных сторонников бывшего шаха во время его неудачной попытки вновь получить потерянный трон. Проблема разрешилась, когда Шоджа' од-Дойлы принял предложенный ему пост помощника губернатора, сохранив при этом фактическую власть; Сепахдар стал лишь номинальным главой Азербайджана.
Следующей проблемой была реставрация Мохаммада Али. После поражения своих сил бывший шах отступил на равнину Горган, где добивался дополнительной русской помощи и заботился о безопасности своей персоны. Нератов поручил генерал-губернатору Туркестана А.В. Самсонову перевезти шаха на Кавказ, а оттуда в Одессу. Не зная мнения министра иностранных дел, Нератов не мог сказать, кто будет нести расходы; но у него нет сомнений, что русское правительство это решит. В октябре 1911 г. Мохаммад Али не был эвакуирован. Он и его окружение медлили, надеясь, что Россия предпримет ради них интервенцию. «Все здесь держится за счет надежды на русскую помощь», – писал консул Иванов из Астарабада. Он полагал: «Туркмены в любой момент готовы покинуть шаха и могут даже покуситься на его жизнь. А шах, в свою очередь, не может надеяться на успех без туркмен, своих лучших сторонников».
Русские чиновники, военные и дипломаты, делали все возможное, чтобы поддержать дух и надежду Мохаммада Али. Иванов передал ему 267 винтовок и много боеприпасов. 29 октября бывший шах присутствовал на обеде на борту русского военного судна «Астарабад». На берег он сошел в сопровождении русского военного эскорта. Поклевский считал, что, если подобные действия русских чиновников станут известны, Россия окажется сильно скомпрометирована. Царь с ним не согласился. Прочитав доклад Поклевского, он написал на полях: «В этом нет ничего особенного».
Поклевский не всегда был в курсе действий своих собственных консулов; он подозревал, что они получают из Санкт-Петербурга секретные инструкции содействовать реставрации Мохаммада Али. Миллер в Тебризе был достаточно сообразителен, чтобы придать назначению Шоджа' од-Дойлы вид персидской инициативы. Ни Некрасов в Реште, ни Беляев в Ардебиле не зашли слишком далеко. Однако астарабадское консульство под началом Иванова открыто и полностью посвятило себя делу реставрации Мохаммада Али. Поклевский сообщал Сазонову: «Иванов и консульский агент в Бендер-Газе открыто оказывают услуги экс-шаху и сотрудничают в усилении его власти в провинции Астарабад. Об этом докладывают из персидских источников английский агент в Астарабаде и бельгийские таможенные чиновники».
