Уступая России почти по всем вопросам, Шах никогда не прекращал просить Англию о гарантиях, обеспечивающих поддержку против вторжения России. Фактически, шах молил о помощи против России любого, кто приходил. Когда в 1883 г. Соединенные Штаты открыли свою миссию в Тегеране, персидский министр иностранных дел сказал Самуилу Бенджамину, посланнику и генеральному консулу Соединенных Штатов, что Россия угрожала Персии. Он предложил заключить политическое соглашение между двумя народами, демонстрируя полное незнание положения, занимаемого тогда в мире Соединенными Штатами.
Спустя пять лет первый персидский посланник в Вашингтоне Хаджи Хосейн Кули-хан представил президенту Гроверу Кливленду один из наиболее красочных документов в истории американской дипломатии: «Персия признает себя способной к любому виду прогресса и стремится воспринять все направления современной цивилизации. Но два наших великих соседа, вместо помощи нам, пытаются удержать нас, мешая нашему прогрессу. Их интересует только собственный интерес, а не интересы обеих сторон. Они пытаются навязать нам соглашения, которые дадут им полную свободу действий в нашей стране. А если компания другого государства захочет заключить с нами соглашение, выгодное для нас, они пытаются воспрепятствовать и положить этому конец».
Малькам-хан продолжал агитацию в пользу более близких отношений между Англией и Персией. После его беседы с лордом Кроссом, министром по делам Индии, тот согласился, что «целесообразно принять меры по усилению британского влияния в Персии». Когда полковник Мердок Смит, руководитель персидского отделения Индо-Европейского телеграфа, собирался отправиться из Лондона по месту своего назначения, правительство поручило ему особую миссию. Он должен был убедить шаха в преимуществах железной дороги, соединяющей Тегеран с Ахвазом, и открытии Каруна для навигации. Он должен был также получить разрешение иметь своего представителя в Исфахане, штаб-квартире Зела ос-Солтана.
Вице-король Индии лорд Дафферин согласился с Кроссом, что «целесообразно и важно усилить британское влияние» в Персии; но годы его жизни в качестве посла в Санкт-Петербурге убеждали, что шансов у Британии на успех мало. Он писал: «Мы не скрываем от самих себя, что географическое положение России, ее энергичная политика и быстрое развитие ее военных ресурсов на востоке дали ей огромную власть в Тегеране; кажется невероятным, что можно ценой огромных усилий вернуть положение, которое мы когда-то занимали при дворе Шаха».
В этом коротком отрывке у Дафферина видна потеря самообладания, которая постепенно затронет все большее число английских государственных деятелей в их противостоянии России. Двадцать лет бесплодных протестов в связи с продвижением России в Центральной Азии, кажется, подорвали их уверенность в собственных силах.
Неспособность Англии противостоять великой континентальной державе, должно быть, породила чувство незащищенности даже в сердцах самых ярых империалистов. Понимали ли Гладстон, Солсбери и другие более чем за четверть века до Первой мировой войны, что Англия не была первоклассной военной державой? Правители России ответили на этот вопрос утвердительно.
Отказываясь от надежды на полное восстановление прежнего положения Англии в Тегеране, Дафферин верил, «что кое-что можно сделать для предотвращения или замедления полного подчинения Персии русскому господству». Подобно Артуру Николсону и, возможно, под его влиянием, Дафферин предлагал сосредоточить внимание на южных и западных провинциях Персии, «где Россия в настоящее время мало продвинулась».
Было желательно приручить Зела ос-Солтана, одарив его наградой, которой он желал в течение многих лет. Что касается предложенной железной дороги Ахваз – Тегеран, Дафферин был за нее, но понимал, что гарантии инвесторам, на чьи деньги будут ее строить, встретят враждебную критику индийских налогоплательщиков».
Вновь Дафферин проявил традиционную британскую нерешительность, которая сделала Англию в военном и политическом отношении слабой по сравнению с Россией, чьи индустриальные, коммерческие и финансовые ресурсы были намного хуже ее собственных.
Из членов совета вице-короля только главнокомандующий и некто г. Скобл посчитали желательным по политическим причинам отдать в залог правительственные денежные средства как гарантию на капитал, который будет вложен в железную дорогу от Ахваза до Тегерана.
В Тифлисе и Санкт-Петербурге, в отличие от Симлы и Лондона, государственные деятели мечтали о новых наступлениях, а не о спасении остатков разрушенного влияния. Уверенность в будущем, динамичный и активный характер планирования русских становятся очевидными из донесения князя генерал-адъютанта Александра Михайловича Дондукова-Корсакова, главнокомандующего и главного администратора на Кавказе, датированного 14/26 января 1887 г.
Он рассматривал Закаспийское пространство как аванпост, с которого Россия сможет успешно действовать против враждебных проектов Англии. Оттуда он предлагал решать задачу постепенного распространения русского влияния на присоединенные страны, развития материального процветания во всех недавно приобретенных территориях, обеспечивая подчинение населения не только наличием мощи, но и введением новых условий жизни.
Касаясь Персии, князь заявил, что пограничное урегулирование 1881 г. к востоку от Каспия было неудовлетворительным. Истоки потоков, орошавших плодородные долины вдоль границы, были на персидской стороне, и Транскаспийская железная дорога проходила слишком близко к персидской границе. Поэтому границу нужно отодвинуть дальше на юг. Затем рассматривался вопрос преемственности на персидском троне. После смерти правящего шаха беспорядки могли вспыхнуть в Хорасане, где власть центрального правительства была слаба. Местные илкханы (племенные вожди), как считал Дондуков-Корсаков, предпримут попытку восстановить свою независимость, будут искать нашей помощи и защиты. Возможно, жители приграничной области Хорасана, примыкающей к русской границе, обратятся к администрации Закаспия с просьбой о принятии их в подданство России.
Понимая значение Хорасана, Дондуков-Корсаков отстаивал необходимость контроля над этой провинцией, поскольку без нее долину Герата нельзя было включить в состав империи. Смерть шаха повлечет беспорядки в Персии; России придется активно вмешаться в ее дела. Нынешний шах может еще десять лет управлять или умереть в любой день. Второй сын шаха, обитающий в Тебризе, признан Россией законным наследником персидского трона. Но его старший брат, Зел ос-Солтан, который правит в Исфахане и контролирует почти половину Персии, достойный и решительный человек, вряд ли добровольно подчинится правлению своего младшего слабоумного брата.
Третий сын шаха, Камран-мирза Наджиб ос-Салтане, военный министр и правитель Тегерана, мог бы воспользоваться преимуществом своего положения в столице и попытаться захватить трон.
Дондуков-Корсаков рассматривал вопросы: следует ли оказывать полную поддержку законному наследнику персидского трона, помочь ему войсками и другими средствами, если он обратится к России? Или мы должны остаться очевидцами гражданской войны в Персии, принимая меры для защиты наших интересов, и признать шахом того из братьев, который одолеет других? Или, извлекая выгоду из этих ссор, под предлогом сохранения спокойствия в Транскаспии занять некоторые важные пункты в Хорасане и затем предложить защиту тому претенденту на трон, кто согласится заключить соглашение с Россией по демаркации новой границы Транскаспийской провинции.
