Персидское правительство должно гарантировать капитал, вложенный в железную дорогу, доходами таможен, а русское правительство должно принять участие в этом выгодном проекте открытием кредита для железнодорожной компании в Русском государственном банке.
Позже в том же году русскому правительству были представлены два других предложения: одно от богатого коммерсанта Лазаря Полякова, другое от вездесущего барона Рейтера. Лазарь Соломонович Поляков происходил из бедной еврейской семьи из Орши. Он проявил свои великие коммерческие таланты, будучи еще очень молодым человеком, когда сделался железнодорожным подрядчиком и стал миллионером. Богатство позволило ему преодолеть препятствия, наложенные русским правительством на своих еврейских подданных. Л.С. Поляков был одним из нескольких иудеев, кому был присвоен чин тайного советника.
Под защитой М.Х. Рейтерна, министра финансов с 1862-го по 1876 г. и сторонника политики невмешательства государства, экономика России продвигалась вперед. Быстрое развитие вело к лихорадочным спекуляциям и появлению первых промышленно-капиталистических состояний.
Лазарь Поляков и его брат Самуил вложили свои деньги в разнообразные предприятия. Лазарь был основателем Банковского дома Полякова, основателем и директором Московского и Ярославско-Костромского сельскохозяйственных банков, Орловского коммерческого банка, Южно-Русского промышленного банка, Рязанского коммерческого банка.
Он был вдохновляющей силой, стоявшей за Московской лесопромышленной компанией и Московским домостроительным обществом. Он вкладывал деньги в векселя, железные дороги, каучук и множество других предприятий.
Поляков был среди первых, кто ворвался на рынок Центральной Азии, как только Туркестан был умиротворен. Он организовывал Персидское и Центрально-Азиатское промышленное и коммерческое общества. Компания открыла спичечную фабрику в Тегеране, вложив в нее 400 тысяч рублей. Невыгодное местоположение (далеко от источников древесины для спичек), низкое качество и высокая цена, однако, сделали невозможной конкуренцию спичек Полякова с австрийским импортом. Персидское предприятие принесло ему убытки.
Учитывая его широкие деловые интересы, его склонность идти на риск и его прежние связи с Персией, Поляков неизбежно должен был присоединиться к состязанию за персидскую железную дорогу. Он, вероятно, оценил политическую ситуацию в Санкт-Петербурге после того, как Персия открыла Карун для навигации, и решил, что русское правительство будет пытаться противодействовать этому удачному ходу Англии, продвигая железные дороги в Северной Персии. В таком случае правительство могло отказаться само строить железные дороги, а предпочесть субсидировать частных строителей. Миллионы рублей правительственных субсидий потекли бы к тому, кто знал, как получить финансовую льготу.
Поляков начал с вербовки таких «китов» московского делового мира, как Рукавишников и Морозов. Н.Н. Коншин, «человек значительного общественного положения», как английский дипломат характеризовал его, согласился представлять зарождающуюся компанию в официальном мире Санкт-Петербурга. Коншин был вхож к князю Долгорукову и в различные министерства. Он провел последний проект Полякова через бюрократический лабиринт Санкт-Петербурга.
В меморандуме, представленном правительству 8 декабря 1888 г., Поляков предлагал создать исключительно русскую компанию для строительства железной дороги из Решта в Тегеран или вступить в товарищество с уже действовавшим бельгийским акционерным обществом.
Другая группа, выступившая с проектом железной дороги в Персии, состояла из Н.А. Хомякова, предводителя дворянства Смоленской губернии, барона П.Л. Корфа и С.Е. Палашковского. С технической и экономической точек зрения это была самая квалифицированная группа для строительства железной дороги.
С.Е. Палашковский был высокоодаренным инженером, показавшим свои способности при строительстве Транскаспийской дороги, и являлся одним из главных акционеров. Он имел нефтяные скважины в Баку и был автором проекта трубопровода по всей Персии для перевозки бакинской нефти к Персидскому заливу. Дешевая русская нефть в заливе, как он надеялся, вытеснит американскую нефть с Ближнего Востока и из Индии. (Этот проект не удался в 1883 г., но почти спустя двадцать лет С.Ю. Витте возродил данный замысел.) Потерпев неудачу со своим проектом трубопровода, Палашковский продал свои нефтяные скважины барону Ротшильду и посвятил себя разработке персидских железнодорожных проектов.
В отличие от других учредителей Палашковский имел техническое образование, у него были сложные проекты нескольких железных дорог
[9].
Он также имел связи во Франции, где смог получить финансовую помощь. Зиновьев не оказал Палашковскому никакой поддержки, но его партнер Хомяков имел друзей при дворе, и ему удалось заручиться одобрением царя строительства дороги от Решта до Чахбагара в Аравийском море. Партнеры вступили в предварительное соглашение с Парижским учетным банком, обещавшим выделить 300 миллионов франков. Осенью 1888 г. перспективы выглядели блестящими.
Что касается Рейтера, то он знал, что Россия рассматривает открытие реки Карун как победу Англии. Он вступил в переговоры с русским послом бароном Штаалем.
Предположив, что русское правительство хотело восстановить нарушенное равновесие, барон Рейтер предлагает построить железную дорогу от берега Каспийского моря (там, где укажет русское правительство) к Тегерану. Барон Рейтер был готов предоставить весь капитал, необходимый для этой работы, но не отказывался сотрудничать с Русским банком.
Предприимчивый барон, как видно, быстро забыл о недавно приобретенном британском патриотизме. Можно только задаваться вопросом, знал ли его друг и защитник Генри Вольф что-нибудь об этих намерениях. Долгоруков, бывший в Санкт-Петербурге во время открытия реки Карун, активно работал в пользу русской железной дороги в Персии, но встретил сильную оппозицию в Министерстве иностранных дел, особенно со стороны директора Азиатского департамента, опытного дипломата И.А. Зиновьева. Ходил слух, что Долгоруков получил миллион рублей «за разнообразные проекты», которые он будет продвигать по возвращении в Тегеран; но также говорили, что его возвращение противоречит желаниям Гирса, Зиновьева и военных руководителей. Чтобы вернуться в Персию, князь использовал личное влияние на царя. Ему удалось нанести тяжелый удар по Зиновьеву, противодействие которого он представил царю как проявление классовой ненависти. Не лучше он отозвался и о Гирсе. Он заставил Александра III поверить, что нужно только добиться от Персии компенсации за предоставление англичанам концессии на реке Карун. В этом случае князь Долгоруков вернется в Тегеран с триумфом.
