Такое предупреждение означало, что персидский консул в Ашхабаде не должен быть осведомителем англичан.
Поворот политики Амина ос-Солтана к более близким отношениям с Россией отражал потерю веры правящей элиты Персии в свою способность противостоять возможному русскому вторжению и в британскую способность (или желание) защитить империю шаха. В конце 1892 г. министр иностранных дел Кавам од-Дойлы признался Лэсселзу, что «состояние дел – хуже быть не может». Министр почт сказал, что сам шах не верит в свою страну.
Другие высокие чиновники разделяли эти чувства. Лэсселз докладывал в Лондон: «Они все очень мрачно представляют ситуацию и обвиняют Шаха, который потерял большую часть своей прежней энергии и стал еще более алчным, чем прежде». Один из братьев шаха, Молк Ара, сравнил Персию с «глыбой сахара в стакане воды, которая постепенно таяла».
В начале 1894 г. Лэсселз был назначен послом в Россию. Немедленно по Тегерану распространились слухи о секретном соглашении между Англией и Россией о разделе Персии. Хорошо осведомленные иранцы говорили о своей родине, что «существующий строй не может больше существовать и должен закончиться разделением страны».
Слухи вдохновлялись (или исходили от него фактически) Зелом ос-Солтаном, старшим сыном шаха, неоднократно заявлявшим, что после смерти Насреддина страна будет разделена, причем мирза Мозаффар эд-Дин, наследный принц, получит север, а Масуд-мирза Зел ос-Солтан – юг.
10 февраля 1894 г. после прощального обеда, устроенного в его честь Амином ос-Солтаном, Лэсселз спросил великого визиря о его взглядах на ситуацию в Персии. Амин ос-Солтан сказал, что он опасается изменений в британской политике. Он не сомневался в том, что если бы не поддержка Англии, Россия давно уже заняла бы Северный Иран. Персия не была способна сопротивляться, но каково Англии? Будет ли она удовлетворена, даже если овладеет югом, обнаружив общую границу с Россией? Хочет ли она отказаться от Персии в целом? Не в состоянии ответить на эти вопросы, Лэсселз спросил, что будет, если Англия попробует получить от русских заверения, что они не вторгнутся на персидскую территорию. Первый персидский министр ответил, что никакие уверения русских не будут иметь ни малейшего значения. Они всегда могли найти предлог для вмешательства. Единственная надежда для Персии была в сильной британской поддержке, в отсутствие которой шах мог склониться к соглашению с русскими.
Спустя месяц в ходе продолжительной беседы с великим визирем Грин, на которого оставили руководство британской миссией после отъезда Лэсселза, спросил, что должна сделать Англия для исправления ситуации в Персии. Амин ос-Солтан ответил, что существует только один путь: «Настойчиво добиваться от Шаха введения реформ и дать ему заверения в том, что если он последует совету Правительства Ее Величества, то Британия защитит его от нападения России или любой другой страны».
Шах, сказал его премьер-министр, «сопротивляется любой попытке улучшить страну и отказывается думать о том, что может произойти после его смерти. Пока властитель получал деньги от продажи государственных учреждений, он хотел сохранить все как было. Основная задача премьер-министра, продолжал Амин ос-Солтан, была в том, чтобы удержать монарха от распродажи почти даром всей Персии. Грин на это заметил: «Если это так, то Шах, вероятно, не будет возражать против предложения продать его королевство целиком за хорошую цену». Амин ос-Солтан ответил со всей серьезностью, что он считает это вполне возможным.
Грин указал, что система продажи государственных должностей и ужасное состояние войска «были двумя позорными пятнами на администрации страны». Амин ос-Солтан согласился. Говоря о зле распродажи правительственных должностей, «он намекнул, что кое-что могло быть сделано в этом направлении, если бы предоставлялась компенсация другим денежным способом».
Так иранский премьер-министр унизился до выяснения, будут ли англичане оплачивать шаху преобразование его системы правления, подкупая его, чтобы он не брал взяток.
Англия не могла принять на себя дополнительные обязательства в Персии. Связь либералов с правительством была шаткой.
Они не были заинтересованы в новой конфронтации с Россией, не желали тратить больше денег на внешнеполитические цели, чем это было необходимо. Когда сообщение Грина о его беседе с Амином ос-Солтаном совершало предназначенный ему круг по столам министерства иностранных дел, один чиновник черкнул на полях общепринятое «одобряю язык», но другой чиновник написал: «Я думаю, что лучше воздержаться от одобрения языка г. Грина… Если одобрить, то один Бог знает, о чем он спросит Великого Визиря в следующий раз». И ниже: «Я согласен. Пока мы не готовы активно вмешиваться в персидские дела, беседа такого рода вводит в заблуждение. К[имберли]. 9 апреля».
«Пока мы не готовы активно вмешиваться в персидские дела». На протяжении более тридцати лет британская политика колебалась между активным вмешательством и пассивным созерцанием. Во время правления либеральной администрации в 1892–1895 гг. ни Розбери, ни Кимберли не были способны определить курс, который следовало проводить в Иране. Было много неприятностей в других местах: беспорядки в Египте и на остальной части Африки; на Дальнем Востоке быстро всходила звезда Японии. Оттоманская империя, казалось, вот-вот распадется. Россия и Франция, традиционные враги Англии, сближались все больше и в январе 1894 г. создали полноценный союз.
К началу лета 1895 г. Солсбери занял должности премьер-министра и министра иностранных дел.
Правительство России не доверяло тори, руководил ли ими блестящий эксцентрик типа Дизраэли или солидный, старого образца государственный деятель типа Солсбери.
Гирс умер, а новый министр иностранных дел князь Алексей Борисович Лобанов-Ростовский не был заинтересован в улучшении отношений с Англией. Возвращение Солсбери к власти в июне 1895 г. было сигналом для переоценки целей британской политики в Персии. Инициатива принадлежала преемнику Лэсселза в Тегеране Мортимеру Дюранду.
Дюранд был англо-индийским чиновником, служившим политическим секретарем Фредерика Робертса во время второй афганской войны, заместителя министра и затем министра в министерстве иностранных дел Индии. Он читал и говорил на фарси и знал намного больше об этой стране, чем большинство его предшественников. По прибытии в Тегеран он вынужден был выслушать жалобы Амина ос-Солтана о том, что Россия хочет превратить Персию в протекторат, а на Англию не всегда можно положиться, ее дружба иногда горяча, а иногда холодна.
Первые впечатления Дюранда от правителей Персии были неблагоприятными: «Шах распродает назначения на должности и женится на новых женах по своему обыкновению. Великий Визирь так же плох, когда затронуты его собственные интересы, как любой другой перс.
Выявляются один за другим факты, которые показывают, как глубоко он погружен во все виды теневых сделок, и моя вера в него серьезно ослабевает.
Страна способна к серьезному развитию… Но прогресс и процветание становятся невозможными из-за всеобщей продажи должностей губернаторов и других должностей лицу, предлагающему самую высокую цену. Правители дают Шаху большие взятки и отправляются на год разграблять полученные области. «Чистый и патриотичный» Великий Визирь получает 50 тысяч фунтов стерлингов в год, сдавая в аренду таможни, наводнив страну медными деньгами, при этом порицает подлость арендатора Монетного двора, с которым, как я выяснил, он находится в партнерских отношениях.
