Британский посланник не внял предупреждению. Он видел лишь, что великий визирь надеется «испугать нас и тем вынудить к действию». Сделанный Дюрандом анализ ситуации показался ему наивным и ошибочным. Он был убежден, что Амин ос-Солтан готов был бы принять 2 миллиона фунтов стерлингов от Британии даже под страхом вызвать неудовольствие русских. На самом деле было слишком поздно. Британия не смогла бы уже остановить русский заем или заставить Амина ос-Солтана прекратить деятельность в пользу России. Он был слишком многим ей обязан и слишком сильно зависел от ее поддержки в будущем, он никогда не смог бы выпутаться из своих многочисленных обязательств перед ее дипломатическим представительством.
Все осенние месяцы 1899 г. в Тегеране и Санкт-Петербурге быстро шли переговоры о займе. Завеса секретности, за которой Амин ос-Солтан, граф Муравьев и Витте делали свое дело, была такой плотной, что британские дипломаты оставались в неведении. И русские предложения, и персидские контрпредложения просачивались наружу в виде недостоверных слухов.
Окончательные российские условия представил Персии министр иностранных дел России граф Михаил Николаевич Муравьев в своем меморандуме от 14 декабря 1899 г. Персия должна была взять на себя обязательство не занимать денег ни у какой третьей страны до тех пор, пока не будет выплачен русский заем. Немедленно по получении денег по этому займу Персия должна была выплатить все имеющиеся внешние долги. «Персидское правительство обновит предыдущее соглашение и примет на себя обязательство, что в течение еще десяти лет никакое иное правительство, кроме российского, не получит концессии на строительство железных дорог в Персии». Заем будет гарантирован доходами всех таможен, кроме таможен Фарса и портов Персидского залива. Если этих доходов окажется недостаточно, обеспечением займа послужат все остальные доходы персидского правительства. Последнее условие оказалось единственным, отвергнутым шахом. На полях меморандума под подписью Муравьева он написал, что оно должно быть изъято.
Соглашение было подписано в Санкт-Петербурге в январе 1900 г., а 31 января были оглашены некоторые из его положений. Официально это был контракт между правительством Персии, представленным генералом мирзой Реза-ханом Арфа од-Дойлы, чрезвычайным и полномочным послом, и Учетно-ссудным банком (русским банком в Тегеране). Персия занимала 22,5 миллиона рублей под 5 процентов годовых с выплатой в течение семидесяти пяти лет (статья 1). Заем гарантировался доходами всех таможен, кроме таможен Фарса и портов Персидского залива (статья 4). Если ежегодные выплаты Персии станут менее 1 156 288 рублей, банк получит право «ввести эффективный контроль» над деятельностью таможен (статья 6). Если правительство Персии и после этого будет запаздывать с выплатами, банк получит право взять на себя прямое управление всеми персидскими таможнями, кроме таможен Фарса и портов Персидского залива, на следующих условиях:
1. Банк будет отбирать персонал, но весь он будет персидским, за исключением двадцати пяти человек, в отношении которых банк будет полностью свободен в выборе.
2. Банк должен будет придерживаться законных тарифов и не будет иметь права поднимать их без согласия правительства.
3. Правительство Персии получит право контролировать введенное банком управление таможнями.
4. После выплаты административных расходов и платежей по займу остаток дохода будет поступать правительству Персии (статья 7).
Из предоставленных банком средств будет вычтена сумма, которую Персия на данный момент должна Имперскому банку по займу 1892 г. и другим займам. Банк выплатит эти долги (статья 9). Правительство Персии имеет право выплатить заем 1900 г. в любое время после 1 января 1910 г., предупредив об этом не менее чем за шесть месяцев (статья 13). До полного погашения данного займа Персия не будет занимать деньги за границей без предварительного согласования с правительством императорской России, а также не будет снижать тарифы, которые служат обеспечением займа (статья 14).
Это может показаться странным, но оглашение русского займа удивило британское правительство и общественное мнение. Несмотря на то что опасность установления монопольного контроля России над финансами Персии существовала уже более двух лет, ее никто не принимал всерьез. Деловой подход Лондонской фондовой биржи и директоров Имперского банка Персии явно возобладал над государственными соображениями, ясно изложенными в депешах Ч. Гардинга из Тегерана. Россия, напротив, полностью подчинила экономические соображения политическим. Витте или Муравьеву было безразлично, сможет ли Персия вносить регулярные платежи. Не имело значения, будет ли этот заем прибыльным или принесет большие убытки. Важно было получить контроль над финансами Персии, что означало, по существу, контроль над ее правительством.
Теперь, когда было уже поздно, британцы бросились протестовать. Посол в Санкт-Петербурге сэр Ч. Скотт выразил «глубокое изумление» своего правительства тем, что переговоры о займе прошли без консультации с Британией. Граф Муравьев ответил, что имеет очень малое отношение к займу, и предложил Скотту встретиться с Витте. Тот заверил посла, что заем – частное деловое предприятие Учетно-ссудного банка, которым управляет «месье Поляков» и к которому ни Государственный банк, ни Министерство финансов не имеют прямого отношения. Более того, продолжал Витте, Россия в связи с этим займом не искала и не получила никаких политических преимуществ, никакой монополии или исключительных привилегий. Когда же Скотт беспомощно заметил, что Персии запрещено занимать деньги за границей без согласия правительства России, Витте отмел это возражение: Персия может в любой момент выплатить русский долг и будет затем свободна занимать деньги где угодно. Скотт, прекрасно знавший, что каждое утверждение Витте лживо, предпочел промолчать, поскольку перебранка не привела бы ни к чему. Витте был тверд. Скотт писал Солсбери: «Заем подписан и завершен, сиюминутные нужды Персии удовлетворены, поэтому нет оснований для дальнейших переговоров по этому вопросу. Это частный заем, который предоставляет не правительство, и он, кажется, не требует политического рассмотрения».
Невзирая на заверения Витте, русский заем был исключительно политическим предприятием. Поляков и его партнеры не вели переговоров по вопросу займа, да и подобной суммой они бы не рискнули. Учетно-ссудный банк давно уже превратился в отделение Государственного банка на службе С.Ю. Витте, который и был главным архитектором займа. Россия хотела получить и получила немало политических преимуществ. Она стала единственным источником кредитов для Персии, по крайней мере до 1910 г., а это было громадным политическим выигрышем, притом не единственным.
Обещание денег, которым поманили шаха и великого визиря, помогло выторговать у них обещание о продлении «стерилизующего» соглашения по строительству железных дорог. Предвидя окончание моратория, Хомяков, Третьяков и другие предприниматели стряхнули пыль со своих старых планов. Талантливый инженер Палашковский представил в Министерство финансов меморандум в поддержку строительства индо-европейской дороги через Персию. Он откровенно признавал, что от персидской торговли не следует ожидать экономических выгод: «Какой интерес можем мы иметь в торговле с семью или восемью миллионами ленивых оборванцев?.. Задача развития русско-персидской торговли должна отступить… на задний план перед задачей монополизации в руках нашего правительства всех железнодорожных путей сообщения». Палашковский настоятельно рекомендовал строительство линии, которая соединила бы Каспийское море или конечные пункты российских дорог с берегами Индийского океана или Персидского залива. Хомяков и Третьяков ставили перед собой сходную цель.
