Вице-король и правительство Индии определенно потерпели поражение, но Керзон был не из тех, кто легко признает поражение. В официальной депеше от 6 сентября 1900 г. он выражает несогласие с утверждением, что положение России на севере позволяет ей «доминировать и угрожать Персии в целом». От имени правительства Индии он пишет: «Мы считаем, что степень, до которой ей позволяется делать это, до сих пор зависит больше от действий правительства ее величества, чем от ее собственных». В частных письмах Керзон был еще более выразителен. Он был готов, если Россия нанесет удар на севере, нанести ответный удар на юге. «Я сразу же послал бы войска, захватил и удержал Бендер-Аббас, Бушер или Мохаммерех или все три эти города. Это расставило бы все на свои места». Военному министру Бродрику Керзон писал, что все проблемы Британии объясняются тем, что «много лет ни один британский министр не удосужился заглянуть на год вперед». Не было ни предвидения, ни политики. «У вас и сейчас нет их в отношении Китая, Персии, Марокко, Египта или любого другого места в мире». Лорд Солсбери, утверждал Керзон, мастер управляться с настоящим, но будущее для него – проклятие. Солсбери, должно быть, уже успел надоесть ученый, но слишком горячий вице-король, по поводу которого он язвительно заметил: «Он хочет, чтобы я вел переговоры с Россией так, как будто за моей спиной 500 тысяч человек, а у меня их нет».
Бродрик отвечал на выпады Керзона: «Вы можете говорить, что это бездействие – предвестник будущих проблем; однако, если бы вы были здесь, я сомневаюсь, что вы дали бы Франции, Германии и России шанс сойтись хоть на чем-нибудь, даже если бы это был Маскат, Кувейт или Бендер-Аббас. Не обижайтесь на меня за эти слова; я, как вы знаете, новой школы, и меня иногда угнетает ненужная инерция; но ваши взгляды, которые хорошо известны, беспокоят Балфура (первого лорда казначейства, который вскоре должен был сменить Солсбери на посту премьер-министра) и остальных; и высказываются они не менее язвительно, чем вы сами, поскольку времена нынче трудные».
И стремление Керзона к жесткой политике, и уныние Гамильтона перед лицом русских достижений в Персии могли бок о бок уживаться в сознании одного человека. С. Спринг-Райс, секретарь британской дипломатической миссии в Тегеране, ясно понимал в 1899 г., что Персия разваливается. «Урожай убран с полей, – писал он, – но цена на хлеб остается высокой… Люди озлоблены; поговаривают о том, чтобы ограбить Имперский банк с целью привлечь внимание правительства». Новый губернатор отрезал уши трем пекарям, и это ненадолго снизило цены на хлеб. Преследовали евреев, но и это оказалось неэффективным. «Между Персией и революцией стоит казачий полк с русскими офицерами, но им не платят, и денег нет, платить нечем».
Спринг-Райс знал, что в Англии идут разговоры о разделе Персии. У живущих в Тегеране европейцев, так же как и у персов, эта идея вызывала смех. Россия, казалось, вовсе не хотела аннексировать какую бы то ни было часть Персии. Дипломат отмечал: «Однако если она чего-то хочет, то хочет целиком. Персия – это путь, по которому она намеревается добраться до моря, а один конец дороги бесполезен без другого. Все здесь говорят: «России нужно все, а не часть, и невозможно договориться с ней, чтобы она остановилась хоть где-нибудь». Она посылает агентов на юг и изо всех сил пользуется своим влиянием. Где бы ни обнаружился враг британского могущества и торговли, с ним обязательно связан русский агент».
Но Россия не торопилась. Она не хотела оккупировать север, опасаясь британской оккупации юга, чтобы не получилось так, что, «пока она открывает одну дверь, мы запрем другую». Наилучшей политикой для России, считал Райс, является «постепенная подготовка почвы, развал Персии и предотвращение улучшения ситуации в Персии. Им нужно дождаться момента, когда Англия будет занята в другом месте, и внезапно ударить».
Спринг-Райсу казалось, что Британия не сможет защитить свои интересы; что в то время, как Россия действует, она ограничится лишь декларациями. Что же до Персии, «здешнее правительство настолько плохо, коррумпировано и безнадежно дезорганизовано, что народ почти приветствовал бы иноземного правителя – по крайней мере, первое время». Британия ничего не смогла бы сделать для спасения ситуации.
«Когда превосходство одной державы над другой настолько очевидно, как в данном случае превосходство России над Англией, лучше всего честно признать его. Это не придется по нраву газетам или, скажем, министерству иностранных дел, но безопаснее придерживаться фактов. Порядок в Тегеране поддерживают русский полковник и его по-русски выученное войско с помощью ружей, выданных царем, и советов, на которые не скупятся русские. Финансы на время приведены в порядок с помощью русского займа. Зерно привозят в голодающий город по русским дорогам. Мы ничего не сделали и ничего не дали, а значит, не можем ожидать, что что-нибудь получим. Будет ли лорд Солсбери настаивать на том, чтобы в персидскую армию набирали английских офицеров? Даст ли парламент Персии два миллиона или, может быть, проголосует за миллион на дорогу от моря на север? Нет, поскольку такие действия не принесут прибыли».
Дебаты по персидской политике продолжались еще несколько лет. Однако весной и летом 1900 г. их заслонили непосредственные опасности, угрожавшие положению Британии в Азии. Слухи о передвижениях русских войск подтвердила и британская военная разведка, ее глава сэр Д. Арда утверждал, что «предположения о том, что Россия выиграет от наших неприятностей в Южной Африке, к настоящему времени полностью оправдались». Он проинформировал кабинет министров, что на афганской границе сконцентрированы войска численностью от шестидесяти до ста пятидесяти тысяч человек. Д. Арда указывал: «Это перемещение войск невозможно интерпретировать иначе как угрозу, намеренно сделанную в момент, когда мы меньше всего способны ответить на нее… Это демонстрация высокомерия со стороны могущественной фракции военных авантюристов, которые имеют столь большое влияние на политику России, и она вполне соответствует возможности, предоставленной нашим военным положением, исправление которого должно занимать в настоящее время все наше внимание».
Сэр Ч. Скотт, британский посол в Санкт-Петербурге, считал, что к этим слухам о перемещениях войск нельзя относиться легкомысленно. «Военная партия» очень могущественна и «со времен Крымской войны никогда не была столь враждебна к Англии», как в этот момент. Ничто не вызвало бы такой поддержки, «по крайней мере, в той части русской армии, которая расквартирована в Закаспии и на Кавказе, чем решение императора воспользоваться нашими нынешними затруднениями и двинуться на юг, на территорию Афганистана или Персии». Ходят слухи, доносил посол, что заводы военного снаряжения в Коломне и Мытищах получили к следующей весне большие заказы от Военного министерства; британские торговцы отмечают необычно большое перемещение войск через Каспийское море.
Визит в Персидский залив русской канонерки «Гиляк» породил еще большее возбуждение в Индии и Лондоне. Керзон запросил у правительства инструкции для военно-морского флота «на случай высадки русских и либо поднятия их флага, либо попытки оккупации». Вице-король предлагал, чтобы в этом случае старший морской офицер региона заявил русским протест; если протест не будет удовлетворен, следует оккупировать острова Ормуз, Кешм или любые другие, которые военные моряки сочтут подходящими для размещения базы. Солсбери попросил адмиралтейство выдать такие инструкции старшему морскому офицеру в Персидском заливе. Военные моряки должны были держать эти инструкции в абсолютном секрете и не начинать никаких действий, пока русские не предпримут шаги, «ясно показывающие намерение осуществить оккупацию или поднять русский флаг на персидской земле». Русские войска не высадились в Персидском заливе и не пересекли персидскую или афганскую границу. Новые земли Россия искала для себя на Дальнем Востоке. Она решила бороться с Британией в Персии иными, не военными средствами.
