Николай II объявил предложение по трубопроводу «вопросом огромного значения, который требует серьезных размышлений». Размышлял Витте. Он запросил мнение Ламздорфа о том, есть ли политические причины, мешающие получить для Учетно-ссудного банка концессию на трубопровод от Каспия до Персидского залива. Витте был при этом настолько нетерпелив, что поручил своему агенту в Тегеране Грубе действовать еще до того, как Ламздорф успел проинформировать Аргиропуло.
Идея приобретения опорного пункта на побережье Персидского залива очень нравилась Витте, который давно надеялся разрушить английскую монополию в этом вопросе. Всего за несколько месяцев до того, как встал вопрос о трубопроводе, он создал комитет по торговле в Персидском заливе. В комитет входили: директор департамента морской торговли министерства финансов Конкевич; представитель военного министерства генерал-майор Демьянович; представитель биржевого комитета Московской фондовой биржи, ведущий московский купец Александр Найденов; представители биржевых комитетов Санкт-Петербурга и Одессы и др. Комитет рекомендовал организовать регулярное пароходное сообщение между Одессой, Бушером и Басрой с субсидией в 3 рубля за милю, иначе такая линия оказалась бы убыточной
[30].
Комитет также рекомендовал открыть в Бушере консульство и банк. Охранять их должны были русские солдаты и военное судно, постоянно базирующееся в Персидском заливе. Эти рекомендации были приняты к действию. Теперь Витте должен был предпринять новые решительные шаги, чтобы утвердить Россию в заливе.
Торопливость Витте, его опора только на собственных агентов и недостаточная координация действий с министерством иностранных дел привели к некоторой враждебности между Грубе и Аргиропуло. Сэр А. Гардинг писал:
«Месье Грубе склонен разговаривать немного слишком откровенно; я считаю, что сознание важности занимаемого им здесь политического положения, равного положению русского посланника, заставляет его преувеличивать собственное влияние; однако рискну предположить, что на высказанные им взгляды стоит обратить внимание, поскольку они, вероятно, отражают сознание месье де Витте».
То, что Грубе приравнивал свой статус к статусу посланника, должно быть, казалось оскорбительным Аргиропуло, сдержанному дипломату старой школы
[31]. Трения между ними возникли сразу же по прибытии Грубе в Тегеран в начале 1901 г. Однако посланник быстро понял, что его собственный начальник граф Ламздорф тоже находится под влиянием Витте и что для него было бы опасно противиться Грубе. Исходя из этого, он стал сотрудничать с ним до такой степени, что даже передавал информацию управляющему банком раньше, чем направлял ее в Министерство иностранных дел.
Вначале Аргиропуло был против проекта трубопровода на том основании, что его строительство имело бы серьезные политические последствия; что линия была бы дорогой и ее невозможно было бы защитить «от действий добровольного или наемного злодея, который темной ночью в пустынном месте подложил бы под трубу небольшой заряд динамита или взрывчатки». Витте не оценил осторожности Аргиропуло. В письме Ламздорфу он выразил сожаление, что «подобная концессия выдана англичанам втайне от нашего посланника». Продолжая атаку, Витте писал: «Очевидно, англичане, добиваясь получения недавней концессии на разработку нефтяных богатств Персии, не придерживались мнения, высказанного тайным советником Аргиропуло, и не боялись политических последствий прокладки трубопровода через Персию, поскольку иначе они не стали бы так настойчиво добиваться этой концессии и в конце концов не получили бы ее».
Аргиропуло не был готов сражаться против министра финансов. Каковы бы ни были его личные чувства, с этого момента он безотказно сотрудничал с Грубе.
Кампания за концессию на трубопровод была связана с вопросом займа. В сентябре 1901 г., когда нужда Амина ос-Солтана в деньгах, необходимых для выплаты жалованья государственным чиновникам и поездки шаха в Европу, приобрела остроту, Грубе выразил готовность достать 10 миллионов рублей. Россия ставила условия: заключение нового торгового договора, исключение британского влияния на тегеранский монетный двор и выдача Учетно-ссудному банку концессии на строительство трубопровода. Все три условия были трудновыполнимыми из-за неизбежного сопротивления британцев, и все же Амин ос-Солтан понимал, что придется согласиться. Обманув русских в деле с нефтяной концессией д'Арси, он вынужден был отдать им что-то, чтобы вернуть себе расположение России. Цена была высока, но платить должна была страна, а не Амин ос-Солтан.
Узнав о русско-персидских переговорах, сэр А. Гардинг направил великому визирю записку, в которой указывал: «Внезапное решение взять заем у России произведет в Лондоне, к сожалению, плохое впечатление. Особенно прискорбно, что подтверждение условий предыдущего займа может еще на два года продлить полную финансовую зависимость Персии от России, усилить нарушение равновесия и равенства влияния двух держав, на которое мы имеем полное право жаловаться».
Гардинг приложил все усилия, чтобы предотвратить дальнейшее усиление русского контроля над финансами Персии. 5 октября 1901 г. он задал Аргиропуло вопрос о переговорах по вопросу займа и услышал в ответ, что никаких подобных переговоров не ведется и что русский посланник даже не писал об этом в Санкт-Петербург. Пытаясь вывести его на чистую воду, Гардинг высказал предположение, что, возможно, получение займа от России определяется поведением Персии в отношении тарифов. Аргиропуло ответил отрицательно и заявил, что эти два вопроса совершенно не связаны между собой и что тарифы не имеют с займами ничего общего.
Первое событие, открыто демонстрирующее принятие Персией трех российских условий, произошло 10 октября 1901 г.: бельгийский финансовый советник при персидском правительстве Энгельс официально уведомил начальника монетного двора Маклина (британского подданного) о том, что управляющим монетным двором назначен он, Энгельс
[32]. Энгельс попросил Маклина зайти к нему тринадцатого октября и «передать различные бумаги, связанные с этим учреждением». Сэр А. Гардинг, подозревая политические интриги, посоветовал Маклину действовать осторожно, поскольку его могут вынудить уйти в отставку с поста. Совет оказался излишним. Во время краткой встречи Энгельс вручил Маклину письмо от великого визиря с увольнением и сообщил о том, что в ответ на представления России решено предоставить Российскому банку исключительное право на добычу серебра для правительства Персии»
Узнав от Маклина, как с ним обошлись, Гардинг пришел в ярость. В тот же день он нанес визит великому визирю, говорил очень резко и заявил, что «рассматривает это увольнение английского чиновника на основании единственно его национальности как пощечину правительству ее величества» и себе самому как представителю Англии. Гардинг отметил: «Хотя шах обладает полным законным правом увольнять тех своих слуг, которых ему угодно, политическое положение Англии и России по отношению к Персии превращает отношение персидского правительства к чиновникам той и другой страны на персидской службе в (до некоторой степени) политический вопрос. Персидский народ рассматривает это отношение как критерий взглядов и намерений правительства в области внешней политики. Я, по крайней мере, имел право ожидать, чтобы пересмотр взглядов, если он происходит, проводился бы тактично и со вниманием к людям. Шаху не пришло бы в голову, хотя теоретически он имеет на это право, уволить таким образом из персидской армии русского казачьего офицера».
