Амин ос-Солтан, конечно, не питал иллюзий относительно того, что все факты дела Маклина известны Гардингу; и все же он утверждал, что Россия не имеет к увольнению англичанина никакого отношения. Правительство поступило таким образом из-за жалоб торговцев на неудовлетворительное состояние монетной системы. Русское дипломатическое представительство и банк тоже жаловались на большое количество треснувших монет в обращении. Амин ос-Солтан показал Гардингу письмо от торговцев, но тот посчитал, что оно «оплачено русскими деньгами».
В тот же день Гардинг спросил Аргиропуло, не будет ли дана Российскому банку монополия на чеканку денег. Аргиропуло ответил, что ему неизвестно и он не верит, что Грубе на это рассчитывает. Гардинг теперь считал, что Энгельс «проявил неосторожность» и «невольно выдал договоренность, которую месье де Витте поручил Грубе заключить с персидским правительством», но которая формально пока не имела места. Бельгийский финансовый администратор не был столь скрытен, как русские дипломаты; но, даже без его заявления Маклину, у британских дипломатов было достаточно данных, чтобы догадаться об остальном. Все в Тегеране поняли, что происходит. Увольнение английского управляющего монетным двором было воспринято как моральная победа России, «показывающая, что финансовые потребности великого визиря заставили его капитулировать перед Россией». Гардинг усвоил свой первый урок: «С этого момента… я начал понимать, что там, где дело касается интересов России, я не могу полагаться на великого визиря; что шах, остающийся всего лишь пожилым ребенком, тоже ненадежная опора и что сама персидская монархия представляет собой старую, плохо управляемую вотчину. Она готова сдаться хоть сейчас той иностранной державе, которая предложит больше или сильнее всех напугает ее дегенеративных и беззащитных правителей».
Британская дипломатия в Персии по-прежнему терпела неудачи. Великий визирь не говорил Гардингу всей правды и обращал мало внимания на английские представления и протесты. Аргиропуло изображал полное неведение. Бельгийские финансовые советники, недавно приглашенные персидским правительством, почувствовали закат британского могущества в Тегеране и наладили дружеские, даже близкие отношения с русскими. Лорд Лансдаун, преемник Солсбери в министерстве иностранных дел, решил обратиться непосредственно в Санкт-Петербург и поручил Ч. Гардингу, служившему ранее в Тегеране, предложить русскому министру иностранных дел графу Ламздорфу, чтобы две державы совместно предоставили Персии заем.
На первый запрос Ч. Гардинга о переговорах в отношении русско-персидского займа Ламздорф ответил, что такие переговоры не проводятся. Перед лицом явных доказательств он пообещал спросить у Витте, правдивы ли эти факты. Эта комедия тянулась неделю за неделей. 2 ноября Ламздорф сказал Ч. Гардингу, что «месье Витте ответил, что персидское правительство, в один из периодически повторяющихся моментов отчаянной нищеты, обратилось с просьбой о займе. Он пошел навстречу этой просьбе. Российский банк начал переговоры с правительством Персии и даже выдал небольшую сумму в качестве аванса».
Граф Ламздорф добавил, что попенял Витте за тайные от него переговоры. Далее он сказал, что упомянул в разговоре с Витте британское предложение о предоставлении совместного займа, но что «ввиду настоящего состояния переговоров обсуждать этот вопрос практического смысла не имеет». Ламздорф отказался раскрыть размер предполагаемого займа или его условия, признав в то же время, что переговоры завершены. На следующий день он отказался от своих слов и заявил, что переговоры все еще продолжаются.
3 ноября во время встречи с Ламздорфом Ч. Гардинг выразился значительно откровеннее, чем прежде. Ламздорф сделал несколько лицемерных заявлений по поводу независимости Персии и указал на «тот факт, что персидское правительство вполне добровольно могло обратиться к России с просьбой о займе». В ответ Гардинг спросил: «Разве не справедливо будет сказать, что независимость Персии была нарушена, когда одна иностранная держава позволила себе в момент финансовой необходимости вырвать у правительства Персии концессии, которые наносят вред не только интересам Персии, но и интересам некоторых иностранных правительств. Я упомянул недавние переговоры по тарифам и сказал, что, очень вероятно, агенты месье Витте в Персии угрожали персидскому правительству. Они намекали, что Россия придержит дальнейшую финансовую помощь Персии, если в пользу российских коммерческих предприятий не будут выданы концессии в форме установления больших таможенных пошлин на предметы импорта, такие, как индийский чай и т. п., причем это противоречит интересам Персии и других держав».
Ламздорф отрицал изложенные факты и продолжал утверждать, что связи между пересмотром персидских таможенных тарифов и переговорами по займу не существует. Ч. Гардинг оказался после разговора с Ламздорфом в том же положении, что и сэр А. Гардинг – после разговора с Аргиропуло.
Получив отпор в Санкт-Петербурге, англичане возобновили свою атаку в Тегеране. А. Гардинг определил, что персидскому правительству необходимы 1,2 миллиона фунтов стерлингов или даже 1 500 000 фунтов стерлингов на следующие нужды:
Бюджетный дефицит за 1901 г. 300 тысяч фунтов стерлингов.
Долг Имперскому банку Персии 216 тысяч фунтов стерлингов.
Долг Российскому банку по ссудам, полученным в августе и сентябре, 150 тысяч фунтов стерлингов.
Стоимость предстоящей поездки шаха в Европу 300 тысяч фунтов стерлингов.
Строительство дороги Казвин – Тебриз – Джульфа 250 тысяч фунтов стерлингов.
Он также узнал, что переговоры с Россией о займе не завершены, отчасти из-за сопротивления шаха требованию России о концессии на строительство дороги Казвин – Тебриз – Джульфа.
Русские и прежде несколько раз обращались к персам с просьбой о предоставлении этой концессии. Шах несколько лет назад обещал, что Персия сама построит эту дорогу в течение пяти лет; в противном случае Россия получит эту концессию. Теперь условленное время почти закончилось, и русские требовали исполнения обещания. А. Гардинг уговаривал Амина ос-Солтана отдать концессию, чтобы не занимать у России деньги на строительство дороги в оставшееся время. Но шах изо всех сил сражался против предоставления иностранцам дополнительных привилегий. Гардинг был удивлен: «Я не могу понять упрямство шаха в этом вопросе. Может быть, он чувствует, что дать русским право строительства дороги через Азербайджан означает предоставить им опасную концессию; в то же время отчуждение на бумаге какого-нибудь нового источника дохода может остаться неизвестным его подданным. Возможно, он разделяет мнение, которое я слышал из других источников, что дорога эта, если ее построят русские, будет сконструирована таким образом, чтобы ее было легко превратить в легкую военную железную дорогу»
[33].
