Гардинг сравнивал власть России над правительством Персии с властью парламента в Британии: «Подобно нашему парламенту в XVII в., месье де Витте, предоставляя средства, требует от шаха, в качестве предварительного условия, «загладить обиды», другими словами, предоставить России еще какое-нибудь политическое преимущество. Этот рычаг в настоящий момент используется им без колебаний и милосердия с целью вырвать у Персии нелепую концессию на трубопроводы к Персидскому заливу. Эта концессия, вероятно, никогда не будет реализована, но послужит, тем не менее, поводом наводнить Южную Персию геодезистами, инженерами и охранными подразделениями казаков и подготовить завуалированную военную оккупацию».
Гардинг не терял надежды. Предполагаемый визит шаха в Европу мог дать Британии возможность спасти свое положение в Тегеране. Шах, возможно, «освободится от зловещего влияния России», финансовые круги в Сити, «возможно, помогут освободить Персию от ее финансовых обязательств», а сам Гардинг получит возможность улучшить личные отношения с шахом во время его пребывания в Англии. Гардинга очень беспокоили колебания правительства, стоит ли принимать шаха сразу после коронации Эдуарда VII. Перенос поездки на лето 1903 г. оскорбил бы этого обидчивого правителя. Более того, «русское влияние за это время могло бы стать настолько сильным, что ситуацию, которую сегодня можно исправить, оказалось бы гораздо сложнее исправить через год».
Престиж Британии в Тегеране упал очень низко. Все чувствовали, что второй русский заем превратил бы Персию, подобно Бухаре, в зависимую страну. Многие персы «не могли понять безразличия Британии к ее собственным интересам», ее новой роли молчаливого наблюдателя за наступлением России. Мохтар ос-Салтане, бывший шеф полиции, сказал вице-консулу Грэму, что пришло время энергичных действий: «Вам следует вдохнуть мужество в шаха, поскольку своего у него нет. Швырнуть камень. Разбудить его, ибо он спит. Пора… Сделайте открытое представление, что новый заем у России означает связывание Персии по рукам и ногам – ведь приносится в жертву его собственная независимость».
В Санкт-Петербурге британский посол сэр Ч. Скотт продолжал делать свои утомительные заявления по вопросу займа. Он выражал Ламздорфу свое удивление тем, что Россия не хочет позволить Персии взять в долг у Британии; спрашивал, на каком основании она так поступает. Ламздорф обещал поговорить с Витте. Скотт докладывал, что он указал «русскому правительству, что из полученных нами докладов видно, как используется затруднительное положение Персии; дополнительные условия к контракту по займу с правительством Персии рассчитаны на то, чтобы поставить Персию в положение полной зависимости от России и подчиненности ей. Едва ли это совместимо с заверениями, которыми постоянно обмениваются наши правительства, и с выраженным графом Ламздорфом желанием уважать полную свободу действий в этом государстве».
Ламздорф терпеливо выслушал все это, сделал несколько спокойных возражений и сменил тему разговора.
К середине января 1902 г. были решены все вопросы относительно русского займа, кроме одного. Осталось решить вопрос с трубопроводом. Сочетание политических и экономических причин заставляло Витте настаивать на получении этой концессии. Трубопровод через Персию позволил бы России закрепиться в заливе. Насосные станции, ремонтные склады и прочие сооружения вдоль трубопровода необходимо было бы охранять, и это оправдало бы размещение русских войск по всей стране. Выиграла бы и бакинская нефтяная промышленность, сильно пострадавшая в последние годы от своего самого мощного конкурента «Стандард ойл», вытеснявшего русские нефтепродукты с европейского и азиатского рынков. В меморандуме, поданном министру сельского хозяйства и государственного имущества, бакинские нефтепромышленники горько жаловались на свои беды: положение нефтеперерабатывающей промышленности в Баку в конце 1901 г. настолько ухудшилось, что многие заводы вынуждены были уменьшить или даже прекратить выпуск продукции. Трубопровод к Персидскому заливу снизил бы цену транспортировки и снова сделал бы русские нефтепродукты конкурентоспособными.
В Тегеране переговоры вели Грубе и Аргиропуло, последний при этом играл подчиненную роль. 4 февраля 1902 г. Грубе телеграфировал в Санкт-Петербург, что Амин ос-Солтан согласился на концессию. Неделей позже шах выразил свое согласие с условием, что правительство России возьмет на себя ответственность за нарушение концессии д'Арси. Амин ос-Солтан понимал, что британцы увидели бы в концессии на трубопровод посягательство на права д'Арси.
За несколько недель до этого д'Арси получил мнение королевского советника мистера Кракенторпа: «Сооружение Россией предполагаемого трубопровода из Баку к Персидскому заливу без разрешения мистера д'Арси было бы незаконным вмешательством в исключительное право, предоставленное ему концессией». Сэр А. Гардинг проинформировал об этом Амина ос-Солтана. В разговоре с персидским премьер-министром он указал, что его главное возражение против русских требований носит политический характер: «Как бизнес-схема это абсурдно и не может окупиться; вероятно, эта линия никогда не будет проложена. Но она даст концессионерам предлог для посылки множества инженеров и геодезистов (в сопровождении небольших подразделений казаков для обеспечения их безопасности) на побережье Персидского залива. Если у них возникнут проблемы с местным населением, то появится предлог для завуалированной военной оккупации».
Гардинг далее объяснил, что концессия д'Арси дает Персии хороший предлог, чтобы отвергнуть русские требования. Британское правительство и парламент «сознают важность происходящих в Персии событий», не хотелось бы настроить их враждебно перед приближающейся поездкой шаха в Англию.
Амин ос-Солтан признался Гардингу, что настойчиво просит Санкт-Петербург отказаться от требования концессии на трубопровод. Он чувствовал, что граф Ламздорф разделяет мнение о том, что Персии следует предоставить заем, не настаивая на концессии, но российский министр иностранных дел «недостаточно силен, чтобы взять верх над месье де Витте, который, очевидно, имеет в этих вопросах сильное влияние на императора». Великий визирь предположил, что британский посол в Санкт-Петербурге «мог бы найти возможность показать его императорскому величеству, что нецелесообразно делать ее принятие sine qua non
[35] займа. В свое время он сказал русскому правительству: если это условие останется в силе, переговоры придется прекратить; но шах и придворные настаивали на получении денег на европейскую поездку; поэтому, возможно, он вынужден будет согласиться».
Хотя, по видимости, Амин ос-Солтан уже согласился, он все еще пытался блокировать концессию, используя англичан в качестве щита. Гардинг ухватился за эту возможность, пообещал передать просьбу персов лорду Лансдауну и предложил поднять этот вопрос в разговоре с Аргиропуло. Амин ос-Солтан не хотел, чтобы русский посланник узнал, что он работает против России, поэтому отверг предложение.
Получив от Лансдауна инструкции, сэр Ч. Скотт, британский посол в России, нанес визит Ламздорфу и сказал ему, что статья 6 концессии д'Арси обязывает персидское правительство не предоставлять никакой иной стороне право на строительство трубопроводов к южным рекам или Персидскому заливу. Ламздорф, как обычно, обещал поставить этот вопрос перед Витте и заметил, что в отношении интерпретации статьи 6 были сомнения. Скотт возразил, что у британского правительства сомнений нет и ему неизвестно, чтобы они были у персов. На этом разговор закончился. Ламздорф снова ушел от вопроса. Скотт доложил в министерство иностранных дел, что персидскому посланнику в Санкт-Петербурге тоже не удалось ничего сделать. Витте лично вел переговоры, в то время как Ламздорф только повторял, что «не хочет вмешиваться в дела месье де Витте».
