Правительственная машина работает медленно. Наступил февраль 1904 г., когда правительство Индии внесло, наконец, свой вклад в дебаты, продолжавшиеся два с половиной года. Множество событий произошло с тех пор, как Гардинг писал свой меморандум. Россия успела глубоко увязнуть в дальневосточной авантюре, которая должна была взорваться войной с Японией. Витте, один из основных вдохновителей политики России в отношении Персии, уже не был министром финансов. Но британское правительство по-прежнему руководствовалось принципами, достигнутыми на совещании 19 ноября 1902 г.
Правительство Индии разделяло мнение С. – Дж. Бродрика, что в случае войны Персия вряд ли станет главным театром военных действий. Более того, Керзон не считал, что Россия намерена аннексировать Персию. Он продолжал давать удивительно корректный анализ образа действий России. Россия, убеждал он, «всегда предпочитает контролировать правительства тех стран, на которые желает влиять, через преобладающую форму правления и династию и использовать их как инструмент, посредством которого она может обрести высшее политическое влияние и бесспорный коммерческий контроль… Для этих целей необходимо, чтобы единица, с которой она имеет дело, на некоторое время стала настолько слабой, чтобы нуждаться в покровительстве, но все же не настолько слабой, чтобы окончательно развалиться на куски. Прикрытие в виде национального правительства должно оставаться в неприкосновенности, чтобы скрывать то, что в иных обстоятельствах выглядело бы как враждебные происки». Если бы русские войска вошли в Персию для подавления внутренних беспорядков и установления военной оккупации, британские силы должны сделать то же самое. «Мы должны войти как опора династии, чтобы обеспечить возвращение к статус-кво и спасти ближайшие к нашим границам части страны, или те части, где у нас имеются первостепенные интересы, от риска беспорядков… Но в первую очередь, хотя это может показаться парадоксальным, мы должны войти для того, чтобы ускорить, при надлежащих условиях, уход из страны русских, так же как и нас самих».
Керзон был согласен с Гардингом в том, что, в дополнение к Бендер-Аббасу и Сеистану, Британии следовало бы в случае прихода русских оккупировать Бушер и Мохаммерех; последний – как находящийся ближе всего к Тегерану. Однако самой надежной гарантией против продвижения России в Персию была бы имеющаяся у нее информация о последствиях таких действий. «Если она будет полностью убеждена, что продвижение на Тебриз или Мешхед немедленно вызовет продвижение британцев на юге, в первую очередь к портам в Заливе, она, вероятно, дважды задумается, прежде чем сделать шаг, грозящий столь многим в обмен на столь проблематичную выгоду».
Сколь бы ни были различны мнения британских государственных деятелей, военных и дипломатов, по поводу правильной политики в отношении России в Персии, все они были согласны в том, что Сеистан и Персидский залив жизненно важны для Британии и их необходимо защищать, если Россия решит оккупировать остальную часть страны.
«Сеистан – это плохо обработанный оазис посреди пустынь и болот». Это обширная земля, протянувшаяся вдоль границ Афганистана и Белуджистана, изолированная от остального мира сотнями миль почти непреодолимых песков и скал. Время от времени Сеистан процветал. Легенда сделала его домом великого защитника Персии Ростама, и до сего дня «могилу» его мифического отца Зала показывают любопытным путешественникам у обочины главного шоссе между Кайеном и Захеданом. С подъемом афганского могущества Сеистан на некоторое время попадал под руку мелких правителей Герата, Кандагара и Кабула, но во второй половине XIX века Персия восстановила свою власть над большей частью этой провинции. Спор с Афганистаном уладила в 1872 г. арбитражная комиссия, возглавляемая сэром Ф. Голдсмитом.
Для англичан Сеистан обладал громадной стратегической ценностью. «Обладание им создало бы плацдарм для всеобъемлющего наступления на Индию или для вторжения в Афганистан». Русское продвижение в Центральной Азии в 1880-х гг. вызвало в Индии сильные опасения, что Хорасан, Сеистан и Афганистан могут пасть следующими. Предпринятые тогда Британией меры свелись к сбору разведывательной информации.
Сеть из местных агентов раскинулась по всей Центральной Азии. Некоторые из них работали на британцев, некоторые на русских, некоторые на тех и других одновременно. Правительство Индии очень болезненно относилось к шпионам и внедренным агентам. Собственный разведывательный центр в Мешхеде постоянно докладывал не только о передвижениях русских войск в Туркестане, но и о передвижениях незначительных персон в Хорасане. Открытие русских и британских консульств в Хорасане и Сеистане тоже было частью тайной политической игры и шпионажа.
И русским и англичанам Хорасан и Сеистан казались трудными назначениями. Трудно было выносить одиночество в таких местах, как Бирдженд, Кайен или Носратабад, маленьких пыльных городках, где общество составляли несколько провинциальных чиновников, мулла и сам консул. Там было почти нечего делать, и время приходилось убивать за картами или выпивкой. Иногда какой-нибудь консул начинал изучать персидский язык и литературу, избегая так деморализующей рутины консульской жизни.
Поэтому приезд агента служил поводом немного развлечься. Если британские агенты направлялись на север, то русские, притворяясь торговцами, крейсировали вдоль афганской и индийской границ. Первый постоянный русский агент в Сеистане, некий Рахим-хан, прибыл туда, вероятно, в 1891 г. Он был арестован и выпорот по приказанию наместника Мир Али Акбар-хана Хешмата ол-Молка за «неестественные оскорбления», а его собственность была конфискована. За него открыто вступился русский посланник в Тегеране. Рахим-хану была возвращена собственность и разрешено жить в Сеистане в назидание Хешмату ол-Молку. Рахим-хан занимался пропагандой: говорил людям, что скоро придут русские и облагодетельствуют тех, кто помогал им. Рахим-хан завербовал главного муллу, «человека очень влиятельного среди местного населения», и тот помогал ему настраивать людей против правительства.
В 1895 г. подполковник Г. Пико, британский военный атташе в Тегеране, и приехавший из Мешхеда полковник С. Йейт обсуждали «желательность распространения системы шпионажа нашего агентства на Центральную Азию и Кавказ». В период предвоенной напряженности 1895 г. Пико в своем меморандуме сэру М. Дюранду, в то время британскому посланнику, указывал, что единственная информация о передислокации русских войск в закаспийские регионы поступила от мистера Пикока, консула в Батуме. Учрежденное после этого генеральное консульство в Мешхеде стало присматривать за Центральной Азией до самого Самарканда, но информация о русских войсках поступала лишь после того, как войска появлялись в Центральной Азии. Нужны были разведданные из Баку, Петровска, Астрахани и Тифлиса.
В 1897 г. русские предприняли значительный шаг в расширении своей разведывательной сети в Восточной и Юго-Восточной Персии. Под предлогом предотвращения проникновения эпидемии чумы, вспыхнувшей в Бомбее, в Россию, ее посланник в Тегеране Е. Бютцов запросил у персидского правительства разрешение на то, чтобы несколько русских врачей установили карантинные посты вдоль персидско-афганской границы и вдоль шоссейных дорог, ведущих из Сеистана в Хорасан. Стоило только персидскому правительству удовлетворить эту просьбу, как тут же генерал А.Н. Куропаткин, не обращая внимания на достигнутое между Бютцовым и министром иностранных дел
