Прилагая всяческие усилия, чтобы спасти православных христиан от рабства в землях ислама, российское руководство вместе с тем спокойно смотрело на продажу в рабство неправославных христиан. Ногайцы, в составе московской армии принявшие участие в военных походах в Ливонии, не встречали никаких возражений со стороны властей, когда покупали в Москве немецких и польских пленников. В то же время Москва старательно инструктировала местных воевод (русских военных губернаторов) на пути ногайцев, чтобы они проверяли, нет ли русских среди пленников, которых везут ногайцы
[51].
Во второй половине XVI века захватом пленников уже занимались обе стороны. Некоторые ногайские вожди жаловались, что русские воеводы помогают их соперникам, которые устраивают набеги, захватывают множество ногайцев и продают их в рабство. Крымское ханство и Османская империя тоже оказались под ударом все более частых набегов донских казаков и требовали, чтобы Москва приструнила казаков и вернула османских подданных без выкупа
[52].
Был и другой вопрос, вызвавший немало дипломатических пререканий, – бегство пленников в Россию. В 1580‐е годы ногайцы постоянно жаловались на своих беглецов, которые добираются до Астрахани и живут там под крылом русских властей. Они требовали, чтобы Москва вернула беглых немцев и литовцев и заплатила компенсацию за беглых русаков. Москва решительно отвергла второе требование, заявив, что русские бежали из плена, кроме того, многие из них присоединились к казакам и, стало быть, вернуть их невозможно. Подобные отговорки были хорошо известны обеим сторонам; в прошлом ногайцы отвергали требования России вернуть захваченных русских под предлогом того, что они уже проданы в Бухару. Теперь пришел черед Москвы ответить тем же самым
[53].
До конца XVIII века выкуп оставался наиболее распространенным способом спасения пленных христиан. Хотя строительство укрепленных линий привело к снижению числа русских, попадавших в плен, полностью оно с набегами не покончило. Как масштабные походы, так и набеги продолжали наносить серьезный ущерб растущим русским поселениям. В одном таком походе, в 1717 году, калмыки, вместе со своими временными соседями, кубанскими ногайцами, привели 12 107 пленников, захваченных на Средней Волге. Конечно, более типичными показателями успешных набегов были небольшие военные отряды и небольшая численность пленников: например, в 1673 году отряд из 400 крымских татар захватил в плен 174 русских, а в 1742 году отряд из 800 каракалпаков увел 1000 русских женщин и детей из Сибири
[54].
В 1740‐е годы множество русских продолжало томиться в плену в Крыму, на Северном Кавказе и в Средней Азии. Более 3 тысяч человек (в основном русских и некоторое количество калмыков, принявших участие в катастрофической экспедиции 1717 года под командованием князя Бековича-Черкасского) оставались в плену в Хиве. Еще 500 русских находились в плену у туркмен в окрестностях Аральского моря, от 3 до 4 тысяч у каракалпаков и неизвестное число – у казахов. Попытки российских властей убедить казахов, что они должны освободить пленников или, по крайней мере, обменять их на казахских пленных, провалились. Казахи настаивали, что, в соответствии с их обычаем, пленников можно лишь продать или выкупить
[55].
Обычаи, впрочем, не были чем-то вечным и неизменным, и отказ от освобождения русских был не в меньшей степени продиктован стремлением получить выкуп, чем обычаем
[56]. Да и религиозные объяснения того, почему русских пленников нельзя отпустить на волю, нередко попросту прикрывали оппортунизм. В 1517 году крымский хан Мухаммед Гирей писал великому князю Василию III, что муллы предостерегали его: освобождать пленных детей в возрасте от шести до шестнадцати лет – грех
[57]. Но мусульман тоже нередко брали в плен и отдавали за выкуп другим мусульманам, а порой и продавали в рабство, в прямое нарушение исламского закона
[58].
Вставший в XVI веке вопрос спасения русских православных пленных от страданий и нечестивости плена у неверных стал свидетельством уязвимости московских рубежей и появившегося у московских властей осознания себя защитниками русских православных христиан. Но к концу XVIII века пленники и те, кто брал в плен, решительно поменялись местами. В то время как русские оказались в сравнительной безопасности, защищенные своей цепью укрепленных линий, все большее число мусульман и язычников, живших по ту сторону границы, становилось пленниками России. Некоторых захватывали силой, многих покупали у посредников, но большинство пришло по своей воле искать новые возможности в русских городах. От всех ожидалось обращение в православное христианство, что позволило бы им остаться в России и получать денежные и прочие выгоды
[59].
В середине XVIII века некоторые чиновники начали воспринимать Россию как поликонфессиональную и полиэтничную державу. Они предложили правительству распространить свое покровительство «не только о русских, но какой бы нации и веры ни был, когда бы и как бы к ним ни попал, только б был российской подданной»
[60]. Но миссионерское усердие властей по-прежнему определяло судьбу большинства нехристианских пленников, выкупленных Россией: их обращали в христианство и отправляли во внутренние регионы империи.
