Как и факт выдачи заложников, сбор ясака служил оправданием территориальных и политических притязаний царя, заявлявшего о своем сюзеренитете над степными народами. В 1559 году ногайский бий Исмаил в письме к Ивану IV оспаривал московские границы и жаловался, что астраханский воевода незаконно взимает ясак с людей, живших в устье Волги, которых Исмаил считал своими подданными: «…c пахотных хлебом емлет, а с ловцов рыбою емлет, а нам не дает». После многочисленных жалоб Иван согласился, что Бузан, один из небольших притоков дельты Волги, станет границей, по ту сторону которой Москва не будет требовать ясак
[192].
Само понятие «ясак» (от монгольского слова яса, закон), как и в случаях с шертью и аманатами, Москва заимствовала из тюрко-монгольского мира. Ясак, на первых порах бывший лишь одним из многочисленных налогов, взимавшихся Золотой Ордой, в русском применении стал общей податью, которую государство взимало с нехристианских народов. Впрочем, ясак мог быть разным по своей сущности: коренное население Сибири выплачивало его пушниной, а жители Казанского края платили натурой и деньгами
[193].
И все же, вопреки желаниям российского правительства и находившейся в его употреблении терминологии, сама по себе выплата ясака тем или иным народом отнюдь не означала, что этот народ находится в российском подданстве. К началу XVIII века некоторые государственные мужи осознали, что на превращение непокорных кочевых народов в платящих ясак подданных империи требуется время и терпение. Это особенно было очевидно в казахской степи, где в 1730 году русские чиновники взяли с казахов обещание ежегодно выплачивать такой же ясак, как тот, что платили башкиры. Правительство предостерегало своих излишне ревностных агентов, чтобы те не настаивали на выплате ясака, но принимали его, лишь если казахи предложат ясак по собственной воле. В обмен на то, чтобы «вышеозначенных кайсаков в подданство ее императорского величества принять», русские чиновники перестали требовать ясак и заложников и стали указывать казахам на преимущества российского подданства: торговля с Оренбургом, свобода пасти стада, где они пожелают, и отсутствие ясака, подобного тому, что с казахов требовали ойраты
[194].
Заверения российских властей могли бы быть более убедительными, если бы не было народов, ранее поверивших подобным же обещаниям и впоследствии оказавшихся под бременем все новых и новых требований. Обвинителями России выступили беглые башкиры, рассказавшие казахам, что в прошлом они стали российскими подданными по собственной воле, не раз оказывали России услуги и выплачивали ясак. Со временем, однако, российские власти лишили их привилегий и свобод, увеличили налоги, потребовали рекрутов на военную службу, навязали тяжелые повинности, начали обращать их в христианство и довели до такого отчаяния, что они решили бежать. Башкиры предупреждали, что казахи могут вскоре оказаться в таком же тяжелом положении
[195].
Степь играла важнейшую роль с точки зрения стратегических и политических интересов России, но в экономическом плане Сибирь была гораздо важнее. Здесь власти требовали ясака пушниной и были куда менее склонны к компромиссам, хотя их позиция все равно порой оказывалась двусмысленной. Каждый раз, когда местные жители приносили русским чиновникам меха, они получали вознаграждение от царя
[196]. Русские тщательно проводили грань между ясаком, который выплачивали местные жители, и благосклонным вознаграждением или дарами русского государя. Но нет никаких указаний на то, что местные жители проводили какое-либо различие между этими понятиями: они видели в этом обмене попросту торговую сделку.
Подобные сделки сопровождались раздачей правительственного вознаграждения, включавшего в себя, как правило, топоры, ножи, оловянную и медную посуду, сукно, кремни и табак. Впрочем, самым популярным товаром были бусы, в особенности хрустальные разноцветные (одекуй)
[197]. Кроме того, Москва снабжала местные народы рожью, маслом и рыбьим жиром. Ожидалось, что по получении ясака местные власти устроят пир для представителей местного населения
[198].
В XVII веке, когда Москва из‐за собственных финансовых проблем часто оказывалась не способна регулярно поставлять вознаграждение и припасы, местные жители не стеснялись жаловаться. В некоторых случаях они считали, что полученное ими вознаграждение неудовлетворительно и им навязывают низкокачественные товары. По некоторым сообщениям, местные жители выражали свое неудовольствие, избивая русских чиновников, «и твоих государевых подарков бросают и собакам на шею вяжут и в огонь мечут, а твоего государеву ясаку дают невежливо и ногами пинают и по земле бросают, а называют нас холопей твоих худыми людьми»
[199].
Власти прекрасно осознавали, что на самом деле находятся в торговых отношениях с местным населением. Сообщения от русских агентов, собиравших ясак, недвусмысленно указывали, что местные жители вручают ясак только в обмен на вознаграждение от государя, а если они считают это вознаграждение недостаточно хорошим, они не выплачивают весь ясак. Агенты добавляли, что вознаграждений и припасов у них осталось мало, а если их не будет, выплата ясака полностью прекратится. В ответ на это Москва инструктировала своих сибирских чиновников выплачивать небольшое вознаграждение в обмен на ясак и говорить местным жителям, что они не должны видеть в этом торговлю, а лишь вознаграждение от государя, и им следует быть довольными тем, что они получили
[200]. Но из последующих действий правительства становится понятно, что подобные объяснения оказались недостаточно убедительными для местных жителей. В 1766 году Ясачная комиссия, стремясь увеличить поставку пушнины в Сибири, предложила стандартизировать сложившуюся практику и рекомендовала предоставлять в обмен на ясак подарки общей стоимостью в 2 процента от стоимости пушнины
[201].
