Эволюция ясака от обмена товарами между местными жителями и представителями российской власти в фиксированную подать, регулярно выплачиваемую правительству, была долгой и медленной. Непокорные местные жители долго не признавали представления российского правительства о том, что подданные должны платить налоги или служить в армии. России еще только предстояло навязать свою власть кочевым жителям Степи и странствующим сибирским охотникам. К концу XVIII века политический язык империи и политическая реальность понемногу стали сближаться.
Дары и выплаты: вознаграждение или вымогательство?
Понеже сего пригорного народа в тех сторонах безмерно боятся, а паче в страхе персияне, которые для опасения своего кумыцким князьям и шевкалом будто жалованье дают, и ежели разсудить их дела, то подоно дани, и расход великой от шаха персидского владельцам кумыцким повсягодно бывает.
Из доклада князя Бековича-Черкасского Петру I, 1714
Ни присяга на верность, ни какое бы то ни было число заложников не могли обеспечить верность тех, кого Россия считала своими подданными, столь эффективно, как платежи из Москвы. Регулярные платежи и подарки местному правителю и его дворянам были, в сущности, единственным способом добиться сотрудничества местных жителей. Подобно другим концепциям пограничья, система платежей и подарков продолжала практику Золотой Орды и тоже основывалась на двусмысленностях и различных интерпретациях участников процесса
[202].
Ко времени крушения Золотой Орды платежи и подарки превратились в сложную систему, в которой их трудно было отличить друг от друга или от дани и податей. С середины XIV века, когда монгольские ханы поручили московским князьям сбор дани и налогов с других русских князей, московиты регулярно доставляли дань (по-русски дань, выход, дословный перевод арабского слова харадж, употреблявшегося в Золотой Орде) в резиденцию хана вместе с набором прочих податей (ясаком).
Русские князья соглашались доставлять в Москву свою часть дани и ясака до тех пор, пока Орда продолжала их требовать. Всегда была надежда, что «а переменит Бог Орду, дети мои не имут давати выхода [не будут платить дань] в Орду»
[203]. Но и после распада Орды эти платежи не прекратились. В 1531 году великий князь Василий III был по-прежнему наделен исключительным правом собирать дань и другие татарские подати (татарские проторы) для выплаты Орде, Крыму, Астрахани, Казани, Касимову (царевичев городок) и всем Чингизидам (царям и царевичам), служащим великому князю
[204].
Постепенно традиционная терминология, выражавшая отношения Москвы с кочевыми наследниками Золотой Орды, изменилась. В московском словоупотреблении слово «дань» заменилось жалованьем, а подати – подарками (поминками). Эти семантические изменения были важны для Москвы, поскольку жалованье представляло собой выплату друзьям и подданным Московии, сделанную божественной милостью царя, а поминки были подарками правителю и его дворянам, отражавшими меру их чести и доброго расположения к Московии
[205].
Если в глазах Москвы жалованье и поминки были вознаграждением за верность и особые службы, оказанные царю, кочевые соседи Москвы ожидали, что жалованье будет выплачиваться без каких-либо условий, а поминки будут продолжением традиционной дани и налогов, которые издавна платила Москва. Иван III прекрасно понимал это: в 1473 году он проинструктировал своего посла к крымскому хану начать переговоры по этому вопросу и для начала отказать Крыму в поставке даров в прежнем объеме; лишь если все протесты посла не возымеют успеха, ему надлежало подписать договор, обязывающий Москву продолжить поставки даров
[206].
Спустя сто лет московско-крымские отношения не изменились. В 1598 году, после опустошительных крымских набегов на Москву, власти отправили в Крым посла Семена Безобразова. Он получил тысячу золотых монет и инструкцию выведать намерения Крыма в отношении Московии. Посол должен был сохранить наличие денег в тайне даже от своих переводчиков и раздать их только в том случае, если в Крыму планировался поход против Московии: в этом случае надлежало вручить 700 золотых монет хану, 200 – калгаю и 100 – нуреддину
[207].
Даже в 1665 году, чтобы заключить мирный договор с крымским ханом, царь должен был согласиться на требования Крыма и продолжить платить дань, величина которой все росла
[208]. Невзирая на всю риторику Москвы, русское правительство прекрасно осознавало, что пока военная мощь России неэффективна против Крыма, мир с крымским ханством можно только купить. Москва начала протестовать против крымской дани уже в 1470‐е годы, но продолжала ее выплачивать на протяжении более чем двухсот лет. Лишь Карловицкий мирный договор, заключенный в 1699 году, освободил Москву от обязательства выплачивать эту дань.
На протяжении веков аппетиты южных соседей России на платежи и вознаграждения не уменьшались. Выплаты можно было совершать деньгами, зерном, одеждой, любыми ценными товарами. В ключевые моменты правительство было готово расплачиваться за лояльность или нейтралитет местных правителей даже людьми и стадами. К примеру, в 1723 году Петр I, стремясь уравновесить влияние Ибрагим-паши, османского коменданта Эрзурума, приказал передать шамхалу Адиль-Гирею три ногайских улуса, ранее принадлежавшие бию Иштереку, чтобы гарантировать мир с шамхалом
[209].
Понятие «поминки» могло включать в себя практически любой вид платежа: уважение можно было проявить при помощи дани, налогов, финансовой помощи и займов. Власти тщательно проводили различие между разными видами поминок. Первый набор даров вручался по прибытии русского посла ко двору правителя (поминки здоровальные), затем избранным представителям знати вручались девятные – обычные дары, включавшие в себя девять товаров (к примеру, хорошая коллекция даров включала в себя сорок собольих шкур, одну кунью шубу и несколько меховых шуб меньшей ценности). Некоторые поминки включали в себя товары, на которые был особый запрос (запросные), а другие представляли собой прямые денежные платежи (казною помощь). В Крыму больше всего ценились такие дары, как меха (особенно соболя), соколы, моржовые бивни, золотые дукаты и доспехи. Несколько раз крымский хан просил о пушках и серебряных кубках, потому что «у нас так сделати мастера доброго не добыти, а у тебя у брата моего такие есть». В 1530‐е годы ногайцы запросили и получили из Москвы доспехи и шлемы, позолоченные седла и сабли, меха и меховые шапки, красочные масла и краски, а также более 300 тысяч гвоздей и фламандские сукна
[210].
