Конечно, разобщенность кочевых народов отражала децентрализованную сущность кочевых союзов, чьи составные части испытывали притяжение соседних оседлых обществ. Муса-мирза, чьи пастбища были ближе к Казани, естественным образом был больше заинтересован в торговле с Казанью и, следовательно, в союзе с Москвой и Крымом. Ямгурчи, занимавший в 1491 году пастбища вдоль Эмбы, завязал более тесные связи с сибирской Тюменью. С другой стороны, ширины, один из могущественных крымских кланов, чьи пастбища находились вокруг Перекопа и в меньшей степени подвергались набегам Орды, были склонны к союзу с Ордой и использованию ее влияния для продвижения собственных интересов в Крыму
[273].
В этой атмосфере московско-крымский союз выдержал еще одно испытание на прочность в 1492 году, когда польский король послал щедрые дары Менгли Гирею и в обмен на мир предложил отдать ему Киев, традиционно плативший дань Орде, а также доходы от пограничного населения. Менгли сообщил об этом Ивану. Несмотря на заверения Менгли, Иван проинструктировал своих послов в Крыму внимательно наблюдать, не отправит ли Менгли послов в Польшу и, если отправит, не будут ли эти послы лицами высокого ранга. Подозрения Ивана оказались беспочвенными. Менгли настаивал, что союзник должен верить его слову, и, чтобы развеять все его сомнения, нанес опустошительный удар по Литве, захватив множество пленников, которых продал в рабство
[274].
Еще одним дружественным жестом со стороны Менгли стало то, что он отправил в Москву своего пасынка Абдуллатифа, попросив Ивана III добром содержать его и хороших слуг дать. Если Менгли заботился прежде всего о делах политических, его жена Нур-Султан просто выразила Ивану свою материнскую признательность. Отправляясь в хадж в Мекку, она написала ему письмо с благодарностью за то, как он хорошо позаботился о ее сыновьях – Абдуллатифе, получившем во владение Звенигород, и Мухаммеде-Амине, который стал казанским ханом
[275]. В 1496 году фортуна изменила ее сыну: Мухаммед-Амин был свергнут. Взволнованная Нур-Султан получила письмо от Ивана, который дал убежище казанскому беглецу и заверил ее, что ее сын в безопасности и получил в удел московские города и деревни (Каширу, Серпухов и Хотунь); Абдуллатиф стал теперь казанским ханом. Счастливая мать вновь поблагодарила Ивана, «тех земель государя», за покровительство, оказанное ее сыновьям
[276].
Союз Крыма и Москвы по-прежнему был основан на общих интересах, а именно на борьбе с их врагами, Ордой и Польшей. В 1498 году Менгли писал Ивану, приглашая его в поход против Орды, которая, как он сообщал, голодала, потерпев сильнейшее поражение от кабардинцев (черкесов) и находилась в отчаянном бегстве, ища себе убежища. Сеид-Ахмат явился за защитой в Астрахань, но его не пустили в город, и ему пришлось оставаться снаружи, «за городом стоят, слуги их голодны и пеши и безсилны». Шейх-Ахмед бежал дальше на юг и нашел убежище в Шемахе. В 1500 году он попросил у османского паши в Каффе дозволения перебраться на днепровские пастбища, чтобы избежать постоянных нападений ногайцев и кабардинцев. Паша отверг просьбу Шейх-Ахмеда и посоветовал ему примириться с Менгли Гиреем, объяснив, что «то земли и воды не мои, а земли и воды волного человека царя Менли-Гирея; будешь царю Менли-Гирею брат и друг, и ты и мне будешь брат и друг». Когда один из князей-Чингизидов (огланов) Большой Орды бежал в Крым с 3 тысячами своих людей, он сообщил Менгли Гирею, что Орда расположилась в кабардинском пограничье, недалеко от Пятигорска (Бештау), и у ее людей нет ни одежды, ни еды, ни лошадей
[277].
Понимая, что Орда смертельно ранена, Менгли Гирей раз за разом просил у Москвы помощи, чтобы прикончить ее. Но в то время как крымские татары активно помогали Москве в ее войне с Польско-Литовским государством, нет данных о том, что Иван ответил тем же и послал свои войска против Орды. В 1501 году Иван пообещал своему крымскому союзнику, что пошлет против Орды Мухаммеда-Амина с большим войском из князей, мирз, казаков, а также русское и казанское войска, но лишь после того, как Менгли Гирей обещал передать Ивану Киев и Черкасск. Летом этого года Крым и Москва нанесли опустошительный удар по Польско-Литовскому государству. Попытки польского короля Александра умиротворить Крым новыми обещаниями многочисленных подарков не достигли цели, и Менгли Гирей продолжил устраивать набеги, в результате которых он сжег литовские города и захватил 50 тысяч пленных. Когда пришли вести о том, что силы Орды находятся вблизи Дона, Менгли Гирей обратился к Ивану с просьбой прислать лодки с войском, чтобы вселить страх в Орду
[278].
Северокавказская степь оказалась не более гостеприимной, и набеги со стороны кабардинцев вынудили Шейх-Ахмеда с 20-тысячным отрядом двинуться на запад и форсировать Дон: позднее он объяснил, что по этой причине его люди быстро ушли и даже «пашни не пахали». Затравленный и отчаявшийся Шейх-Ахмед отправил посла напрямую к османскому султану Баязиду, попросив дозволения перебраться на пастбища к западу от Днепра в окрестностях Белгорода (османский Аккерман, ныне Белгород-Днестровский), но вновь встретил отказ. В попытке поймать Шейх-Ахмеда в ловушку, Менгли Гирей расположил свою конницу на восточном берегу Дона, чтобы Орда не смогла прорваться обратно к Астрахани. Тем временем, опасаясь, что ногайцы окажут помощь Шейх-Ахмеду, Менгли Гирей вновь обратился к Ивану с просьбой отправить конницу через степь, а флот с аркебузирами и пушкарями вниз по Дону. Так и не дождавшись прибытия русских, Менгли повернул назад
[279].
