С точки зрения большинства ногайских мирз, Москва была естественным противовесом их соперникам в Крыму и Астрахани, и, когда крымские татары снабдили Астрахань пушками и легким огнестрельным оружием, ногайцы тоже запросили у Москвы несколько канониров и пушку, «какову мочно взяти кочевным людем». Что еще более важно, ногайцы, отрезанные казахами от рынков Средней Азии, попадали все в большую зависимость от Москвы как рынка сбыта лошадей. В одном лишь 1548 году Мамай отправил в Москву своих купцов с 16 тысячами лошадей, а Юсуф послал 400 купцов и 2 тысячи лошадей
[332].
Баланс сил в регионе неуклонно менялся в пользу Москвы. В 1547 году Иван IV был коронован царем всея Руси, что стало отражением кристаллизовавшегося образа московского политического богословия, растущих геополитических амбиций Москвы и ее превращения в крупную военно-экономическую державу в Восточной Европе. В политическом пространстве Степи обряд коронации и титул царя означали, что статус Ивана равен статусу Чингизидов. Таким образом, это был прямой вызов правителям Крыма, Казани и Астрахани. Даже если бы жители Степи согласились признать это одностороннее заявление, с их точки зрения выглядевшее незаконным и наглым хвастовством, оставалось одно непреодолимое различие между русским царем и всеми другими Чингизидами: Иван не был мусульманином.
С этого времени идеологическое противостояние между Москвой и исламским миром стало более отчетливым, и вопросы их отношений стали чаще облачаться в одежды религиозных различий. Если некоторые ногайские мирзы стали называть Ивана «белым царем» и «христианским государем», новый ногайский бий, Мамай, продолжал именовать Ивана «белым великим князем» и четко указывал на различие между им самим, мусульманским правителем, и христианином Иваном. Мамай требовал, чтобы Иван отпустил всех мусульманских пленников, в первую очередь его племянника Дервиша (Дербыш-Али), наследника хана Астраханского
[333].
Твердым принципом московской политики было не отпускать домой князей-Чингизидов, которые просили убежища в Москве. Их придерживали как потенциальных промосковских марионеток, позволявших узаконить различные претензии Москвы в землях бывшей Золотой Орды. Впрочем, на этот раз, несмотря на то что сам Дервиш предпочитал остаться в Москве, запрос бия Мамая был удовлетворен. Поклявшись служить московским интересам среди ногайцев, Дервиш получил дозволение покинуть московские пределы. Причиной столь необычной уступки было пришедшее осознание, что помощь ногайцев абсолютно необходима для решающего московского военного похода на Казань. Ногайские мирзы поняли это и не стеснялись говорить об этом, выпрашивая дополнительные подарки и вознаграждения: «А с Крымом есми завоевался христьянскаго для государя, а с Казанью есмя его же для завоевался»
[334].
В Москве понимали, что передача Дервиша ногайцам укрепит их притязания на Астрахань. Но пока что Астрахань находилась далеко, ногайцы казались союзниками, а завоевание Казани было главным приоритетом. В 1549 году казанский хан Сафа Гирей умер, и казанское правительство отправило в Крым посольство с просьбой назначить нового хана. Пришло время решительных действий.
Летом 1549 года московское войско под командованием Шах-Али, следуя за своими ногайскими союзниками, вновь оказалось под стенами Казани. Ногайский бий Юсуф (1549–1555), унаследовавший власть от своего покойного брата Мамая, прислал Ивану своих послов и 200 купцов с 3 тысячами лошадей. Дав понять, что именно его помощь обеспечила Сафа Гирею казанский престол, Юсуф предложил Шах-Али свою помощь во взятии Казани. Набивая себе цену, Юсуф сообщил, что недавно принимал посла от османского султана, и затем предложил Ивану свою дружбу. Юсуф запросил конкретных подарков (бумагу, шафран, меховые шубы, краски, сукна и доспехи) и поднял уже привычный вопрос о московских казаках, построивших несколько укреплений на Дону и разграбивших его караван близ Воронежа
[335].
На сей раз позиция Юсуфа объяснялась не только привычными заботами о безопасности, торговле и подарках, но и давним сильнейшим желанием отомстить Крыму и Казани. За два года до этого хан Сахиб Гирей нанес страшное поражение ногайцам. Те, кто попал в плен, стали жертвами страшной расправы: одних посадили на кол, других повесили вниз головой, третьих обезглавили, сложив из отрубленных голов башни (башта). После этого ногайцы претерпели унижение от казанцев: под командованием Юнуса, сына Юсуфа, они осадили Казань, но город был хорошо защищен пушками и мушкетами, и спустя семь дней они оказались вынуждены отступить, понеся большие потери. К 1550 году русский царь и ногайский бий заключили союз против Казани
[336].
Юнус-мирза объяснил Ивану, почему он так стремился отомстить за себя в войне против Казани, и это объяснение – один из редких шансов получить представление о том, как складывались отношения между различными частями бывшей Золотой Орды. Юнус и его отец Юсуф были обмануты Сафа Гиреем, который обещал вручить им власть над горным и Арским берегом Волги (то есть частью восточного берега Волги у реки Казанки) и сделать Юнуса казанским бием с правом получения той дани, которую традиционно платили казанцам, но не сдержал обещания. Юнус предложил Ивану сделать ханом Шах-Али, а его самого бием. Он предоставил Ивану подробные рекомендации, как подходить к Казани, какие дороги отрезать в первую очередь, и обещал предоставить дополнительную помощь, если Иван выделит пятьдесят – шестьдесят лодок на перевоз ногайцев через реку
[337].
В то время как Юсуф и его сын Юнус устанавливали более тесные отношения с Иваном, готовясь брать Казань, брат Юсуфа мирза Исмаил пытался добиться помощи Ивана против Астрахани. Он сообщил Ивану, что астраханский хан Аккубек бежал к кабардинцам, после чего они взяли Астрахань и вернули престол беглецу. Исмаил предложил Ивану воспользоваться междоусобицей в Астрахани, захватить город и посадить на престол Дервиш-хана. Исмаил объяснил, что без помощи Москвы ногайцы не могут взять Астрахань: «Пушек и пищалей у нас нет, ни судов нет же».
Чтобы уверить Москву в своей лояльности, Исмаил добавил, что отверг предложение османского султана Сулеймана I вступить в антимосковский союз Крыма, Казани и Астрахани. Русский посол у ногайцев подробно изложил предложение султана, показывавшее, до какой степени экспансия Москвы тревожит османов. В своем письме Исмаилу Сулейман обвинял Ивана в высокомерии и надменности по отношению к мусульманам. По его словам, Иван контролирует степные просторы и реки, по праву принадлежащие Османской империи, его казаки заблокировали Азов и потребовали выкуп, нанесли поражение крымским татарам у Перекопа, завладели Астраханью, нападают на ногайские улусы и захватили Дервиш-хана. И теперь Иван воюет с Казанью. «А ведь-де наша ж вера бусурманская. И мы-де смолылись все бусурмане, и станем от нево боронитца за один», – продолжал султан. Наконец, понимая, что призыва к исламской солидарности недостаточно, Сулейман пообещал сделать Исмаила ханом в Азове, если он поможет Казани и Азову, которые, как признал султан, находятся слишком далеко от него, чтобы он мог оказать им помощь
[338].
