Пока набеги на южное пограничье Московии приносили больше денег, чем Москва была готова послать своим друзьям, крымские татары и ногайцы продолжали устраивать набеги. Попытка Москвы оттеснить ногайцев от Волги не дала желаемого результата. Информаторы среди ногайцев сообщали, что как бий Тин-Ахмед, так и Урус-мирза отправляли своих всадников участвовать в крымских набегах на московские земли.
Москва оставалась глуха к жалобам ногайцев, но и ногайские правители не прислушивались к жалобам Москвы. В 1577 году Тин-Ахмед отверг обвинения московского посла, настаивая, что в набегах участвовали не его люди, а люди Уруса. И, несмотря на это, с горечью говорил он, Москва присылала Урусу больше денег, чем ему. Когда тот же вопрос был поставлен перед Урусом, он ответил, что, если из Москвы не будет поступать достаточно денег, он не сможет контролировать собственных людей и что он рассматривает возможность уйти в Крым. Урус самым логичным образом сослался на прецедент времен Золотой Орды, позволявший точно оценить стоимость союза с Москвой: его предок Нуреддин некогда получал платежи от хана Золотой Орды Тимур-Кутлуга, а его отец, Исмаил, получал меховой одежды, меда и тканей из Казани на общую сумму 40 тысяч алтын и аналогичную сумму из Астрахани. Теперь, поскольку все эти юрты принадлежали Москве, Иван должен был платить ему такие же деньги. Тогда он сможет не только убедить своих людей остановить набеги, но и вернуть тех, кто покинул его и ушел в Крым
[376]. Его аргументы были как нельзя более прозрачными: контроль Москвы над регионом, прежде принадлежавшим ханам Золотой Орды, уже не подвергался сомнению, но точно так же не подвергалась сомнению и обязанность Москвы платить те же деньги, которые платили ее славные предшественники.
В то время как ногайцы старались восстановить и поддержать старинную систему дани, Москва пыталась превратить традиционные платежи в вознаграждения, вручавшиеся лишь тем, кто показывал свою лояльность. Но посылать правильные денежные суммы и подарки было не так просто. Если какой-либо мирза получал вознаграждение, другие мирзы немедленно требовали такую же или более значительную сумму. Отцы хотели получать не меньше денег, чем их сыновья, дяди – не меньше, чем их племянники, а политические соперники претендовали на более высокий статус относительно друг друга и, следовательно, на большие суммы денег. Подобная спираль вымогательских требований была бесконечной, поскольку отражала иерархии почета и родства среди ногайских мирз.
Политика Москвы, выборочно награждавшей верных ей мирз вне зависимости от их статуса, в сущности означала лишение ногайского бия возможности распределять платежи. С одной стороны, подобная тактика позволяла Москве увеличить свое влияние на отдельных ногайских мирз, обойдя правителя стороной и поставив размеры вознаграждения в прямую зависимость от лояльности Москве. С другой стороны, попытки превратить дань в воздаяние за службу еще сильнее подрывали власть ногайского бия, разжигали внутреннюю рознь и разрушали всю традиционную иерархию ногайского общества. По крайней мере, одно из последствий было для Москвы в высшей степени нежеланным. Заняв место ногайского бия, Москва фактически брала на себя ответственность за своевременную доставку денег, и, если их не было, именно она становилась мишенью недовольства мирз.
Нелегко было разрешить эти противоречия. Всегда находились мирзы, которые считали, что получают недостаточно денег. Они нередко выражали свой гнев, избивая и унижая московских послов и переводчиков и захватывая деньги и подарки силой
[377]. Московская стратегия, казалось, привела исключительно к возрастанию требований. Стремясь прекратить бесконечные претензии на его казну, Иван предложил компромисс. Не желая продолжать выплату огромной дани, Иван решил выделять Тин-Ахмеду и Урусу соответственно по 8 и 5 тысяч алтын. Других мирз он упрекнул в том, что они выставляют чрезмерные требования
[378]. По-видимому, Москва сочла более целесообразным уклониться от прямого распределения денежных выплат, предоставив ногайским правителям самим удовлетворять ненасытные аппетиты своих знатных собратьев, имея при этом в распоряжении куда меньше средств.
После смерти Тин-Ахмеда летом 1579 года Урус (1579–1590) отправил в Москву своего посланника, чтобы известить «всего хрестьянства государя, белого царя», что теперь ему подвластны все ногайские улусы вдоль Яика и Волги. Он предложил уверения в своей верности в обмен на денежные выплаты, освобождение от таможенных пошлин и возвращение пленных ногайцев. Поздравив Уруса с тем, что он стал ногайским бием, Иван заверил его, что желание дружить является обоюдным, и согласился выполнить большинство его просьб
[379].
Невзирая на заверения и обещания, за политикой нового ногайского бия внимательно следили. Московский посланник сообщил, что ногайцы обменялись посольствами с Бухарой, Ташкентом, Ургенчем и Сибирью, обсудив вопросы торговли, мира и брачных союзов. С особой подозрительностью Москва взирала на посольства из Крыма. Впрочем, на этот раз крымские татары собирались в набеги не на Москву, а на Персию. В своем письме к Тинбай-мирзе, ногайскому нуреддину на Волге, крымский хан попросил его присоединиться к крымскому походу на Персию, чтобы вместе защищать исламскую веру. Взамен хан обещал Тинбаю вознаграждение от османского султана. Считая, что отношения с Иваном более выгодны, Тинбай переслал письмо в Москву и был щедро вознагражден царем
[380].
Сердечное согласие Урус-бия и Ивана не продлилось долго. Недоверие Москвы к намерениям ногайцев и недостаточность денежных поступлений из Москвы вновь привели к взаимным обвинениям. В сентябре 1580 года Урус сообщил Ивану, что ногайцы воюют с Москвой, потому что Иван прислал к ним в качестве посла всего лишь служилого татарина. Урус заявил, что низкий ранг посла и недостаточное количество денег – личное оскорбление для него. Московиты ответили, что их действия – лишь ответ на задержание ногайцами московских послов. Но послов задержали, потому что они не привезли денег, отвечали ногайцы. Пока денег и подарков было недостаточно, цикл взаимных жалоб и ногайских набегов на московское пограничье был обречен воспроизводиться снова и снова.
Чтобы отомстить за оскорбление, нанесенное его чести, Урус решил атаковать Касимовскую и Рязанскую земли. Вся ногайская знать и старейшины прибыли в улус Уруса для обсуждения вопроса. Мнения разошлись. Некоторые поддержали решение атаковать московитов; другие возразили, что живут на деньги, присылаемые царем, и, если царь прикажет казакам отнять у ногайцев Волгу, Самару и Яик, они погибнут вместе со своими улусами, а казаки завладеют их женами и дочерями. В конечном счете весть о готовящихся набегах дошла до Москвы, и поход пришлось отменить
[381].
