Подобные договоры было легче подписать, чем применить на деле. Несмотря на свои обещания, Москва не всегда была способна удержать своих подданных от набегов на калмыков. В свою очередь, калмыки жаловались, что не могут выполнять свои обещания и принимать участие в военных походах, поскольку боятся нападений башкир или донских казаков. Порой эти аргументы были искренними; порой они были лишь удобным предлогом, чтобы не оказывать помощь. В любом случае от Москвы ожидалось, что она продолжит выплачивать деньги, и, когда платежи отсрочивались или отменялись, сразу же появлялись другие желающие заплатить калмыкам. В 1657 году, к примеру, в обмен на обещание щедрых платежей из Крыма калмыки согласились атаковать Казанскую и Уфимскую области, и крымский хан Мухаммед Гирей IV радостно сообщил в Москву, что, с Божьей помощью, калмыки стали его подданными.
Калмыки, естественно, подчинялись Крыму не больше, чем Москве. Они просто улучшали свою позицию на переговорах, добиваясь от обеих сторон все более выгодных условий военного сотрудничества. В Москве это поняли и сделали заманчивое предложение. В 1657 году Москва срочно отправила своих послов к калмыкам для подписания новой шерти. На сей раз послы не только согласились на требования калмыков, желавших более обширных пастбищ и беспошлинной торговли в русских городах, но и привезли подарки, а также пообещали ежегодные выплаты денег тайши. Дайчин получил соболиную шубу, меховую шапку и двести рублей. Другие тайши получили меньшие по размеру подарки и выплаты.
Но более высокие выплаты сопровождались и более высокими требованиями со стороны Москвы, которые содержались в нескольких новых пунктах шерти. Согласно одному из них, калмыки обязывались не служить ни османскому султану, ни крымскому хану; согласно другому, в Астрахань должны были отправиться несколько калмыцких заложников. Хотя эти заложники должны были жить в специальной резиденции и получать большое содержание, согласие на это условие, конечно же, шло вразрез с прежними уверениями Дайчина в полной независимости калмыков. По всей видимости, искушению подарков и денежных выплат было нелегко противостоять, и он счел, что несколько небольших уступок будут вполне оправданны.
Обе стороны ждали от союза многого. В 1660 году правительство отправило к калмыкам дьяка И. С. Горохова с целью добиться их участия в готовившемся военном походе. Вскоре после отправки посольства Москва благоразумно послала калмыкам денежные выплаты за два года, а дьяк лично привез подарков более чем на тысячу рублей. Но Дайчин был недоволен и жаловался, что получает меньше денег от Москвы, чем крымский хан. В конце концов его удалось задобрить и успокоить обещаниями будущих платежей. Был подписан новый договор. По одному из его условий калмыки теряли право поддерживать прямые контакты с Крымом. Они должны были схватить и выдать Москве любого из калмыков, кто будет агитировать за Крым; пленников же из крымских татар, а также крымские стада следовало не отдавать в Крым за выкуп, а продавать в русских городах. Шаг за шагом калмыки вставали на скользкую дорожку, которая неумолимо вела к росту зависимости от Москвы.
Временный успех Москвы, использовавшей в 1660‐е годы энергию калмыков и перенаправившей их активность в другом направлении, привел к долгосрочным последствиям для всего региона. Незадолго до этого угроза кочевых нашествий вынудила Москву начать строительство укрепленных линий на юге. Теперь и крымские татары, подвергавшиеся все более разорительным набегам запорожских и донских казаков, а также калмыков, стали укреплять свое северное пограничье. В 1661–1665 годах они предприняли строительство вала, соединявшего их новопостроенные крепости на Днепре и Дону с Азовским морем, тем самым защитив ногайские пастбища к северу от Крымского полуострова. В то же время хан приказал мобилизовать все население Крыма на строительство каменной стены вдоль старого Перекопского вала, чтобы защитить от калмыков уже сам Крым. Относительный успех крымских оборонительных мероприятий стал очевиден, когда донские казаки, столкнувшись с невозможностью спуститься по Дону, чтобы пойти в очередной набег, поменяли направление, сперва напав на Персию, а потом, в 1669–1671 годах, на саму Россию. Именно такова была одна из причин восстания Степана Разина
[415].
В 1664 году Москва отправила новому главному тайши, Пунцуку, позолоченную серебряную булаву, белое знамя и другие ценные подарки. Политическое значение этого жеста было очевидно. Российское правительство стремилось добиться признания своей прерогативы утверждать, а впоследствии и назначать правителя калмыков. Вручая Пунцуку знаки власти, Москва недвусмысленно заявляла, что калмыки стали ее подданными и отныне считаются частью нерегулярных военных сил России, подобно запорожским или донским казакам. Конечно, Москва по-прежнему не обладала никакими эффективными средствами контроля ни над казаками, ни над калмыками, и верность обоих этих народов в значительной степени зависела от краткосрочных военных интересов их вождей и их ненасытного желания подарков и денег. Когда положение в регионе изменилось и поток подарков иссяк, ни письменные договоры, ни знаки власти не могли удержать калмыков на стороне России
[416].
После смерти Пунцука в 1669 году его старший сын Аюки на первых порах придерживался политики отца и тесно сотрудничал с Москвой. В большой степени именно благодаря московской поддержке он смог закрепить за собой титул главного тайши. Но такая поддержка не предоставлялась бесплатно, и требования и ожидания московских властей соответственно выросли. В новом договоре, предложенном Аюки, число ограничений и обязательств, навязанных калмыкам, выросло до тринадцати пунктов. Конечно, калмыки были обязаны удерживаться от нанесения какого-либо вреда городам и подданным царя. Торговать они могли лишь в двух городах – в Астрахани и Москве.
Одно из новых условий отражало новую серьезную проблему. Реагируя на возросшее число калмыцких беглецов в русских городах, власти обещали возвращать назад лишь тех беглецов, которые не примут христианства. Поскольку большинство беглецов принимало христианство, кто по принуждению, кто по доброй воле, желая остаться жить среди русских, лишь немногие вернулись. Если предыдущий договор запрещал контакты с Крымским ханством, то новый расширял этот запрет на Османскую империю, Персию, Азов и различные народы Дагестана. Таким образом, калмыки были отрезаны от каких-либо контактов с соседями.
Ожидания обеих сторон по-прежнему расходились друг с другом. Попытки Москвы сделать из калмыков своих подданных и нерегулярные войска не увенчались удачей, а участие калмыков в военных походах России оставалось незначительным. В ответ на жалобы Москвы тайши отвечали, что власти присылают им недостаточно денег, а подарки поступают недостаточно регулярно. Аюки активно поддерживал связи с Крымским ханством и народами Северного Кавказа, отправлял послов к османскому и персидскому дворам и вел интенсивную торговлю с Крымом и Азовом. Обещания, сделанные в мирных договорах, оставались только на бумаге.
