В Москве калмыков считали предателями, нарушившими клятву верности, скрепленную подписями и печатями. Решив изменить свою политику, российские власти стали поощрять набеги донских казаков на калмыков и убеждать ногайцев покинуть калмыков и вернуться в окрестности Астрахани. Реакция Аюки не заставила себя ждать: отказавшись от нейтралитета в русско-крымском конфликте, он начал самую настоящую войну против России. В начале 1680‐х годов большое калмыцкое войско опустошило Казанскую и Уфимскую земли и по всему пограничью начались мелкие набеги.
Аюки отказался от антироссийской политики в 1696 году, после завоевания русскими Азова. Хан понял, что в ближайшее время ему выгодно встать на сторону России, а в Москве пришли к выводу, что задобрить калмыков обойдется дешевле, чем враждовать с ними. В июле 1697 года Аюки и высокопоставленный русский посол, боярин Б. А. Голицын, подписали договор, разительно отличавшийся от всех предыдущих. На сей раз русская сторона взяла на себя обязательства помогать калмыкам, остановить набеги башкир и казаков, не диктовать границы калмыцких пастбищ, не давать убежища беглым калмыкам и не обращать их в христианство
[417].
Идя навстречу пожеланиям калмыков и письменно обозначая собственные обязательства, российские власти показали готовность признать, что сотрудничество с калмыками и достижение хотя бы малой толики мира в пограничье требуют чего-то большего, чем подчеркивание подчиненного статуса калмыков и их обязательств. Вместо этого требовалось ясно проговорить, что отношения России с калмыками являются двусторонними, а обязательства – взаимными. Калмыкам нужна была помощь России, чтобы вернуть ногайцев, недавно бежавших на Кубань, и отразить все более активные набеги казахов и каракалпаков с востока. Москва нуждалась в сотрудничестве с калмыками, чтобы контролировать недавно завоеванный Азов и остановить ногайские и крымские набеги на степи в районе Волги и Дона. На тот момент союз казался идеальным решением для обеих сторон.
Контроль и колонизация
В результате завоевания Азова и постоянной экспансии России в начале XVIII века южные рубежи России стремительно приближались к северному пограничью Османской империи на Кавказе и в Крыму. Обе стороны лишь отчасти контролировали приграничные земли, разделявшие две империи, что и было зафиксировано в османско-русском мирном договоре, подписанном в 1711 году. Один из пунктов договора указывал, что ни нападения калмыков на крымских татар, ногайцев и черкесов, живущих по ту сторону границы, ни их ответные набеги на калмыков не должны считаться нарушением мирного договора. Как Москва, так и Стамбул, продолжая называть эти народы своими подданными, фактически признали всю ограниченность своей власти и расписались в своей неспособности установить в пограничном регионе прочный порядок
[418].
На протяжении первых двух десятилетий XVIII века калмыки превратились в важнейшую военную силу в регионе. С ними активно заигрывали соседние соперничающие державы, Российская и Османская империи, и даже более далекие страны – Цинский Китай и Тибет. В 1718 году новый губернатор только что сформированной Астраханской губернии решил положить конец тому, что он называл «своевольным поведением» калмыков. Губернатор, Артемий Волынский, считал калмыков «своими детьми» и исходил из того, что их нужно воспитывать, навязывая покорность при помощи российских законов и правил.
С самого начала Волынский проявил себя человеком, у которого чрезмерное усердие сочеталось с совершеннейшим безрассудством. Весной 1719 года, поняв, что стареющий хан Аюки теряет влияние среди калмыков в пользу своего сына Чакдор-Джаба, в чьей ориентации на Россию нельзя было быть уверенным, Волынский послал в Петербург следующую рекомендацию: «Сего ради, по моему мнению, не без пользы было бы секретно его убить или отравить чрез его ближних; а между тем искать через какие факции, чтоб он и с отцом своим или со своими владельцами имел ссоры и был бы не в покое»
[419]. Неизвестно, нашло ли желание Волынского физически устранить неугодного кандидата отклик в столице, но тремя годами позже, в 1722 году, Чакдор-Джаб был найден мертвым. Причиной смерти было признано алкогольное отравление.
Несмотря на крайности, присущие характеру Волынского, его появление в Астрахани означало новый курс российской политики в регионе. Стратегическое, экономическое, политическое и военное господство России было подавляющим, и Петербург решил использовать этот факт, чтобы российское подданство калмыков превратилось из риторических заявлений в политическую реальность.
В 1718 году правительство закончило строительство Царицынской укрепленной линии, протянувшейся от Волги до Дона и заключившей калмыков в отчетливо очерченные границы. К востоку от них лежала Волга: пастбища на ее восточном берегу становились все менее доступными для калмыков, страшившихся нападения казахов. К западу находились все более многочисленные селения донских казаков, а к югу – ногайцы, господствовавшие в степях Северного Кавказа. Теперь же и привычные северные пастбища оказались отрезаны русскими войсками, охранявшими Царицынскую линию, и доступ калмыков к этим пастбищам всецело зависел от российских властей
[420].
Российское правительство прекрасно понимало затруднительное положение калмыков и было намерено использовать сложившиеся обстоятельства в полной мере. После смерти хана Аюки в 1724 году власти отбросили всяческое стеснение и напрямую вмешались в калмыцкие дела. Титул хана следовало упразднить. Вместо этого правитель калмыков должен был стать наместником, назначаемым из Петербурга. Проигнорировав несколько законных наследников Аюки и не посоветовавшись с самими калмыками, правительство решило назначить наместником пророссийски настроенного тайши Доржи Назара.
Бесцеремонная попытка российских властей навязать калмыкам свою волю обернулась против самой России, когда Доржи Назар отказался становиться наместником. Он заявил, что другие тайши не признают его правителем калмыков, а соперники просто убьют. Даже обещание послать русские войска для его защиты не убедило Доржи Назара. Напряженность еще больше обострилась из‐за различных слухов. Кто-то предсказывал крымские набеги на калмыков, которые, будучи окружены цепью русских крепостей и поселений, не смогут спастись бегством. Другие предупреждали, что русские стремятся обратить всех калмыков в христианство и для этой цели уже выделены войска и священники. В этой взрывоопасной ситуации некоторые калмыцкие тайши всерьез стали думать об откочевке в Джунгарию, а другие предложили искать убежища в Крыму. Кризис удалось отсрочить лишь тогда, когда российское правительство, обеспокоенное тем, что калмыки могут вместе с крымскими татарами, ногайцами и казахами создать антироссийский союз, согласились на компромиссного кандидата. В сентябре 1724 года Церен-Дондук был провозглашен наместником калмыков
[421].
