Положение в казахской степи оставалось трудным. Измученные долгой войной между Сырымом и знатью казахи были готовы пойти на компромиссный вариант. Игельстром, срочно вызванный из отставки, прибыл в регион с инструкциями по восстановлению на границе спокойствия. Пытаясь найти новое решение, которое позволило бы примирить враждующие партии, барон предложил создать Ханский совет из шести знатных лиц, представляющих главные казахские роды. Игельстром решил, что председателем Совета станет Айшуак (Айчувак), сын Нуралы, а российское правительство будет представлять муфтий Хусаинов. Но эта идея никого не удовлетворила. Сырым был разочарован половинчатыми мерами Игельстрома и решил выждать время. Вельможи отнеслись к идее Совета более враждебно, поняв, что подобное учреждение более выгодно казахскому дворянству, чем высшей правящей знати.
Наконец Игельстром решил, что найти позицию, устраивающую казахских беев, важнее, чем угодить Сырыму и его сторонникам. Заключив компромиссное соглашение с казахскими вельможами, барон согласился отменить Совет, но настоял на своем кандидате на роль казахского хана. В 1797 году он назначил Айшуака ханом Младшего жуза. В то же время власти продолжали привлекать знатных казахов на свою сторону и жаловали тех, кто доказывал свою лояльность, российскими военными чинами лейтенантов и капитанов. Все эти меры постепенно подтачивали власть Сырыма. Многие его последователи отвернулись от него, враждебные казахи охотились за ним, и Сырым бежал в Хиву, где и умер несколькими годами позже
[509].
Бегство Сырыма не стало триумфом казахских вельмож, поскольку их сближение с российскими властями оказалось краткосрочным. Лишенные права выбирать собственного хана, несколько членов правящей династии начали войну против слабого и неэффективного хана, назначенного российской администрацией. Другие, как Букей, один из сыновей Нуралы, предпочли покориться российским властям и обратились за дозволением перебраться через реку Урал, чтобы поселиться там навсегда в роли российских подданных. В 1801 году Букей переправился через реку вместе с 5 тысячами казахских семей, заложив начало нового казахского объединения, Букеевской Орды. В 1812 году он был пожалован титулом хана. Букей и его люди жили внутри границ империи, отделенные от своих родственников в Младшем жузе.
Прошло еще десятилетие, прежде чем преемники барона Игельстрома смогли осуществить идеи, впервые выдвинутые им в 1780‐е годы. В 1822 году Михаил Сперанский, генерал-губернатор Сибири, отменил титул хана в Среднем жузе и без малейшего внимания к традиционным структурам казахского общества навязал ему административную, налоговую и юридическую системы Российской империи. Через два года после этого Младший жуз оказался разделен на три части, а титул хана отменен. Последний хан Младшего жуза, Шергазы, был переведен в Оренбург и пожалован почетным титулом первоприсутствующего в Оренбургской пограничной комиссии с жалованьем 150 рублей в год. Чтобы подчеркнуть, что казахи включены в Российскую империю, правительство стало называть Младший и Средний жузы «оренбургскими и сибирскими казахами» и рассматривать варианты передвижения укрепленных линий глубоко в казахскую степь
[510]. Лишь Старший жуз сохранил свою независимость, но ненадолго. Неумолимое продвижение России в Среднюю Азию продолжалось, и к 1860‐м годам Старший жуз тоже оказался под российской властью.
5. Концепции имперских окраин и государственная политика, 1690‐е – 1800 год
Бурная и стремительная экспансия России привела к значительному расширению ее границ на юге и на востоке: прошло полтора столетия с завоевания Казани, а русские переселенцы уже достигли предгорий Кавказа и берегов Тихого океана. К началу XVIII века первоначальный этап экспансии, по большому счету, окончился. Теперь, когда путь кочевникам преградили непрерывно строящиеся укрепленные линии, правительство могло меньше заботиться о безопасности и у него появились новые приоритеты. Консолидация новоприобретенных территорий и колонизация новых рубежей требовали новой идеологии: Россия была самой судьбой предназначена для того, чтобы нести цивилизацию и христианство многочисленным нехристианским народам, которым предстояло стать частью «славной в мире» империи.
Старые обычаи не исчезли в одночасье, и правительство настаивало, чтобы местные жители выполняли его требования, осуществляя традиционные ритуалы – принося клятву верности, вручая заложников и выплачивая ясак. Но к середине XVIII столетия для прежних реалий все чаще использовались новые политические термины. Клятву верности теперь часто называли протекцией, заложники получали офицерские чины в русской армии или входили в состав Пограничных судов, а ясак постепенно превращался в регулярный налог. Пограничье осмыслялось в новых, более точных терминах, а правительство с готовностью назначало Пограничную комиссию и создавало Пограничные суды, чтобы разбираться с «пограничными делами». Близость коренных народов к имперским границам и новые цели правительства – все это требовало новых стратегий, которые в конечном счете оказались куда более разрушительными для традиционных обществ.
Некоторые из этих стратегий стали особенно заметны в XVIII веке. Если раньше попытки обратить нехристиан в православие были спорадическими, теперь этот вопрос стал краеугольным камнем политики России на южных окраинах. Местных жителей поощряли проходить крещение и селиться в границах Российской империи. Многие из новообращенных обосновались в глубине русских земель, а переселенцы из России начали заселять окраины. Новые земли империи, где еще недавно пасся скот степняков, должны были стать пашней для выращивания хлеба христианами. К концу XVIII века расширяющиеся границы России сомкнулись с северными рубежами Османской и Персидской империй и северо-западными рубежами Цинского Китая. Пограничье Российской империи быстро превращалось в имперскую окраину.
Репрезентации
Киевскую Русь от ее кочевых соседей отделяло Дикое поле. Слово «дикий» указывает не только на пространство беззакония и опасности, но и на дикую природу кочевых жителей Степи. Таким образом, жители Киевской Руси считали свои города центрами цивилизации, культуры и религии, а кочевников – дикими и безбожными варварами, живущими на краю цивилизации. От подобного взгляда, типичного для многих обществ, пришлось отказаться, когда «цивилизацию» завоевали монголы. Степных жителей, властвовавших над раздробленными и ослабленными русскими княжествами, уже нельзя было записать в «дикари». С этого времени русские купцы и официальные лица уезжали «в Поле», а эпитет «дикий» перестал употребляться в этом контексте
[511].
