Созданная в сентябре 1740 года, Контора должна была действовать в четырех губерниях – Казанской, Астраханской, Нижегородской и Воронежской. Она включала в себя трех священников, пять переводчиков, несколько человек штата и курьеров; ей были выделены 10 тысяч рублей и 5 тысяч четвертей зерна. Примерно четверть бюджета была предназначена на жалованье служащим Конторы; остальное следовало употребить на открытие четырех школ для иноверцев, а также денежные выплаты в момент смены религии. Контора получила инструкции из двадцати трех статей, очень детально разъяснявших, как надо обращать иноверцев
[536].
Правление Елизаветы Петровны (1741–1762) стало периодом одного из самых яростных натисков на религиозные верования нехристиан. Вместо обучения христианской доктрине правительство сделало упор на использование силы и законодательные акты. Центром миссионерской деятельности стала Казанская губерния, которая, по словам отца Дмитрия Сеченова, первого руководителя Конторы новокрещенских дел, «составляла яко центр в средине всех иноверческих жилищ юговосточной России»
[537].
Приказы разрушать мечети и силой переселять нехристиан указывали на новые усилия по форсированию процесса обращения в христианство. С особенным энтузиазмом внедрял подобные меры казанский епископ Лука Конашевич. В 1743 году правительство приказало снести 418 из 536 мечетей в Казанской губернии. Остальные 118 мечетей оставили в покое, поскольку они были построены до завоевания Казани и власти боялись, что их снесение приведет к народному восстанию. В других волжских губерниях было дозволено иметь не больше одной мечети на деревню и только в том случае, если в деревне было не менее 200–300 душ населения и это население было исключительно мусульманским
[538].
Власти по-прежнему считали одной из важнейших своих задач предотвращение распространения ислама и препятствование мусульманским богослужениям. В 1756 году правительство внесло свой вклад в мрачную деятельность Конторы. Кроме мечетей, разрушенных в Казанской губернии, было уничтожено 98 из 133 мечетей в Тобольской провинции и 29 из 40 мечетей в Астраханской губернии
[539].
Помимо серии указов, поощрявших крещение иноверцев, правительство использовало для той же цели российскую судебную систему, а также военную службу. Преступники, признанные виновными в мелких преступлениях и даже, с 1741 по 1760 год, в преступлениях, караемых смертной казнью, получали помилование, если обращались в христианство, в то время как нехристиане, принимавшие ислам, а также обращавшие их мусульмане несли тяжкие наказания. Рекруты-иноверцы, переходившие в христианство, освобождались от военной службы, а те нехристиане, которых забирали вместо них, оказывались в русской армии под дополнительным давлением со стороны священников, желавших их обращения
[540].
Когда власти приняли решение формализовать процедуру обращения мусульман, за этим, вероятно, стояло желание избежать дипломатической конфронтации с Османской империей
[541]. Указ 1750 года гласил, что иноверцев нельзя крестить, не получив от них предварительно добровольной письменной петиции. Формуляр петиции был подготовлен заранее, и в него было достаточно вставить свое имя. Проситель-мусульманин должен был заявить, что Мухаммед – «самый студный и лживый пророк и предтеча антихристов, тако ж и закон его (Коран или Алкоран названный) есть самый же лживый, богомерзкий же и богопротивный», и подтвердить, что он «с истинною совестию возжелал прияти ту христианскую спасительную веру и пребыти в ней до скончания моея жизни непоколебимо и непревратно». Формуляры, предназначавшиеся для язычников, были существенно короче: по всей видимости, было решено, что язычникам нет нужды долго проклинать своих идолов и восхвалять добродетели христианства
[542].
Доклады Конторы новокрещенских дел сообщали об обширном числе крестившихся: на 1747 год более 100 тысяч человек в Казанской губернии. Но между мусульманским и языческим населениями региона наблюдался резкий контраст. В 1763 году крестившиеся татары составляли около трети татарского населения губернии (13 615 крещеных и 35 079 мусульман), в то время как почти 95 % язычников – марийцев, мордвы, чувашей и удмуртов – были записаны как крещеные
[543]. Драконовские законы, награждавшие неофитов за счет их мусульманских сородичей, могли привести лишь к растущему недовольству миссионерской деятельностью. На протяжении XVII и XVIII веков мусульмане – татары и башкиры – не раз восставали. Вместе с другими нехристианами они сыграли важнейшую роль в двух крупнейших народных восстаниях России – Степана Разина в начале 1670‐х и Емельяна Пугачева сто лет спустя
[544].
Нет ничего удивительного в том, что обращение в христианство в результате насилия или в надежде на подарки обычно не оказывалось искренним. Чиновники сообщали, что иноверцы действительно крестились добровольно, но делали это с целью избежать наказания за свои преступления
[545]. Местные священники жаловались, что, поскольку Контора не вела поименный реестр крестившихся, сложно было проследить за иноверцами, которые могли прийти окреститься несколько раз с целью получить награду. В 1757 году власти приказали отправлять тех, кто крестился более одного раза, на каторжный труд в монастыри. Кроме того, миссионеры докладывали, что новые христиане не впускают проповедников в свои деревни и дома, заявляя, что правительство их от этого освободило. Они даже угрожали избить священников, если не получат наград, которые, как считали новые христиане, принадлежат им по праву
[546]. В середине XVIII века стало ясно, что миссионерская деятельность в России несет в себе существенные изъяны, о чем свидетельствовали чрезмерное применение силы Конторой новокрещенских дел, жалобы церковных деятелей и новых христиан друг на друга, а также масштабность и фиктивность результатов обращения в православие.
