В апреле 1764 года императрица Екатерина II поручила правительству издать указ, который ознаменовал собой начало периода самого толерантного отношения к иноверцам с середины XVI века. Кроме того, указ положил конец 24-летнему существованию Конторы новокрещенских дел. Теперь новые христиане находились под управлением того же гражданского и религиозного управления, что и все другие государственные крестьяне в России. Миссионерская деятельность должна была продолжаться в форме образования нехристиан. С этой целью указ предусматривал, что проповедники с годовым жалованьем 150 рублей будут отправляться нести Евангелие, не применяя никакого принуждения, а школы для новых христиан будут продолжать учить их детей. Правительство признавало, что число новообращенных стало столь велико, что те, кто крещения не принял, уже не в силах нести на себе бремя выплаты налогов и предоставления рекрутов за своих крещеных собратьев. Поэтому неофиты по-прежнему получали трехлетнее освобождение от налогов, но другие награды были сокращены. Каждому новокрещеному вручались икона и крест, а также расписка, которая позволяла получить налоговые льготы по истечении периода полного освобождения от налогов
[547].
Религиозная терпимость Екатерининской эпохи была обусловлена не только просвещенностью императрицы, но и ее прагматизмом. Проведение реформ, присоединение крымских и польских территорий, импорт немецких колонистов – все это требовало толерантности в отношении нехристианских подданных расширяющейся империи. Теперь, когда военное превосходство России над соседними исламскими государствами уже не подлежало сомнению, Петербург прибег к новому подходу, добиваясь лояльности своих мусульманских подданных не принуждением и не дискриминационными законами, а толерантностью и сотрудничеством с исламским духовенством. Миссионерская деятельность продолжалась, но в основе ее лежала теперь не сила, а обучение Евангелию
[548].
Общие последствия государственной политики по обращению в христианство стали в полной мере очевидны в 1766 году, когда для участия в Уложенной комиссии, задачей которой было выработать новый свод законов, в столицу Российской империи прибыли делегаты из различных концов страны. Представители Пензенской провинции, говоря от лица местных татар, находившихся на российской военной службе, жаловались, что мусульмане, совершившие преступления, обращаются в христианство, чтобы избежать наказания, и рекомендовали карать таких преступников
[549]. Татары из Оренбурга сообщали, что им запрещено нанимать крещеную мордву, марийцев или удмуртов, несмотря на серьезнейшую нехватку рабочих рук, и просили дать им дозволение брать на службу крещеных, обещая, что они не будут чинить им препятствий в их вере. Платящие ясак чуваши из Казанской губернии возражали против сложившейся ситуации, когда новых христиан освобождают от налогов, рекрутчины и транспортной повинности, а на тех, кто не крестился, возлагают двойное бремя
[550].
Самый подробный список жалоб привезли татары Казанской губернии. Они жаловались, что очень пострадали от привилегий, которые даровались новообращенным, таких как освобождение от налогов, военной службы и долгов, а также от спекуляции землей, которой занялись новые христиане, продававшие свою землю русским дворянам. Татары возражали против дискриминационного налогового закона, заставлявшего их платить по 1 рублю 10 копеек подушной подати за каждого крепостного, в то время как русские помещики платят всего по 70 копеек. Они просили дозволения рубить лес и носить сабли – как дома, так и на дороге. Самым же главным их желанием было расширение религиозных свобод: они просили у властей разрешения строить мечети, посылать своих старейшин в паломничество в Мекку и наказывать тех, кто глумится над их религией
[551].
Иноверцы были не единственными, кого не устраивала сложившаяся ситуация; немало жалоб поступало и от новых христиан. Представители сибирских народов сетовали, что незнание русского языка и законов сделало их уязвимыми перед злоупотреблениями русских крестьян и землевладельцев. Например, новых христиан наняли проработать год на железоделательном заводе, а после этого не отпустили домой. Другие жаловались, что русские помещики отобрали у них землю, что их земельные угодья и леса отдали под заводы, что офицеры, присланные на их защиту, силой отбирают у них пищу и фураж, что судьи месяцами держат их в тюрьме, а зажиточных сибиряков разоряют завистливые русские
[552].
Число обращенных в христианство тем временем продолжало неуклонно расти. В 1781 году государственная статистика по Казанской губернии приводила следующие цифры:
татары – 10 631 крещеный и 66 072 некрещеных;
чуваши – 89 995 крещеных и 926 некрещеных;
марийцы – 25 630 крещеных и 739 некрещеных;
мордва – 3296 крещеных, некрещеных нет;
удмурты – 1863 крещеных и 305 некрещеных
[553].
Не впечатлившись цифрами, некоторые из современников считали, что правительство потерпело неудачу в своих усилиях по обращению местных жителей в христианство. Итог российской проповеди среди ее нехристианских подданных подвел князь Михаил Щербатов. Его не удивляла приверженность нехристиан своим природным верованиям, совершенно естественная, по его словам, в ситуации насильственного крещения. Он подверг яростной критике Русскую православную церковь, заявив, что:
…духовной российский чин ‹…› не брал труда их сперва научить, ниже знающих их язык к ним проповедовать посылать, но токмо так, как в баню, так их ко крещению водили, и дав им крест, которой они, по грубости своей, неким талисманом почитают, образ, который они чтят за идола, и запрет им есть мясо по постам, чего они не исполняют, а духовный чин и благочинные из онаго берут с них за сие взятки. Впрочем, не приняли труда ни Священного Писания на их язык перевести, ни священников оному изучить, чтобы им его толковать
[554].
