Неудача с калмыками не остановила российские власти от новых попыток переделать общественное устройство других народов и поставить их под более жесткий контроль российских властей. В 1780‐е годы в казахской степи и в 1790‐е годы на Северном Кавказе правительство создало новый инструмент для осуществления своей власти – систему туземных и пограничных судов. Детальные предписания исходили от самой Екатерины II, испытывавшей самый живой интерес к тому, чтобы «приводить дикие народы нашей империи в мирное состояние».
В 1786 году генерал-губернатор Оренбурга барон Осип Игельстром сообщил султану Ералы, что императрица приказала задержать Нуралы, хана Младшего жуза, и отменить его титул. Младший жуз было решено разделить на три части, во главе каждой из которых встал бы руководитель, избираемый из мелкого казахского дворянства. Для разрешения пограничных споров в Оренбурге создавался Пограничный суд (впоследствии получивший название «диван»). Этот суд должен был состоять из шести казахских дворян, султана и шести российских чиновников. В его юрисдикцию попадали и казахи, и русские. В каждой из трех частей, на которые делился Младший жуз, следовало создать свой собственный местный суд («расправу»), занимавшийся казахскими делами. К каждому из местных судов следовало прикрепить надежного информатора, русского или татарина под видом представителя Российской империи. Все члены всех судов должны были получать жалованье из российской казны
[606].
Попытки российских властей произвести структурные изменения в казахском обществе привели к обычным последствиям. Желание России опереться на мелкое дворянство и простонародье в управлении казахами вызвало яростное неприятие казахской знати и столкнуло разные группы казахов друг с другом. Отмена ханского титула оказалась чрезмерным шагом, непопулярным как среди знати, так и среди народа. В 1788 году местный военачальник Д. Гранкин посоветовал навязать казахам российскую военно-административную систему, разделив Младший жуз на четыре части, подобные российским уездам, и воссоздав Пограничный суд, в котором было бы всего шесть человек – по одному дворянину из каждой из четырех частей, русский секретарь со знанием татарского языка и мулла
[607].
Предлагаемые изменения не понравились никому. Ни казахская знать, ни простой народ не одобряли российский запрет на барымту между казахами и уральскими казаками и его замену Пограничными судами. Не оставив попыток навязать казахам некоторое подобие российской политической и правовой системы, Игельстром в октябре 1789 года выдвинул еще одно предложение. На этот раз он предлагал разделить Младший жуз на шесть частей, создав местный суд в каждой из них, и учредить пост главного администратора Младшего жуза с титулом хана. Но и этот проект оказался нереалистичным, неосуществимым на деле и неприемлемым для всех казахских партий
[608].
Спустя восемь лет барон Игельстром предпринял последнюю попытку примирить различные казахские партии, предложив создать Ханский совет, состоящий из шести казахских дворян, представляющих главные казахские кланы. Когда и эта идея оказалась неосуществимой, Игельстром решил занять позиции, более близкие к позициям казахской знати, отменив Ханский совет и усилив власть хана, назначаемого правительством
[609].
Таким образом, на протяжении последней четверти XVIII века российские чиновники предприняли целый ряд попыток изменить традиционный баланс сил казахов, навязывая им чуждые правовые и административные структуры, но все эти попытки оказались преждевременными. Какие бы проекты перетасовки Пограничных судов или Ханского совета ни выдвигало правительство, сами эти учреждения вызывали отрицательную реакцию казахской знати и дворянства, считавших, что подобные нововведения подрывают основы их власти и назойливо вмешиваются в казахскую жизнь. Лишь в 1824 году, когда казахи Младшего жуза уже были не способны сопротивляться планам российских властей, жуз оказался разделен на три части, а титул хана был упразднен. Последний хан был привезен в Оренбург и остался там жить с почетным, но бессмысленным титулом первоприсутствующего в Оренбургской пограничной комиссии.
Колониальные прения. Часть 2. Земля
И по причине нашествий вышеупомянутых татар русские не пашут и не сеют в этих местах (хотя почва там чрезвычайно плодородна)… Тысячу раз достойно сожаления, что столь богатая и благородная страна, лежащая на берегу великой реки Волги… в настоящее время находится в запустении и не имеет жителей.
Джон Перри. Состояние России при нынешнем царе
К югу и юго-востоку от московских владений лежали обширные степные просторы, нераспаханные и незаселенные. Но первоначальная экспансия Москвы в эту область диктовалась не столько желанием цивилизовать «дикие и пустые земли», сколько стратегическими, военными и торговыми соображениями. На протяжении всего XVII века главным вознаграждением московитов за военную службу были новые земли, защищенные от набегов укрепленными линиями. В XVIII веке, когда дальнейшее расширение границ России стало угрозой для традиционных кочевых пастбищ, приобретение новых территорий, необходимых для крепостей, селений и пашни, привело российское правительство к прямому противостоянию с местными жителями. Аграрная политика российского правительства стала одной из важнейших проблем колонизации региона.
К середине XVIII века берега рек, текущих на юг и впадающих в Каспийское и Черное моря, были усеяны российскими крепостями и казачьими станицами, а с запада на восток Степь перегородили новые укрепленные линии. Российское правительство было теперь в состоянии контролировать маршруты сезонного перемещения кочевников, а нередко и диктовать их. Чтобы перебраться через реку или пройти через укрепленные линии, местным жителям нужно было получить разрешение от российских властей, которые нередко использовали это обстоятельство для давления на них.
Типичным последствием российской политики в южных степях стала постепенная утрата калмыками их пастбищ. В 1718 году Царицынская укрепленная линия соединила Волгу и Дон и фактически заперла калмыков в Нижнем Поволжье, перерезав им как путь к летним пастбищам, так и один из возможных маршрутов для бегства в случае нападения кубанских ногайцев, заклятых врагов калмыков. Как в военном, так и в экономическом плане калмыки все больше контролировались Россией.
К концу 1760‐х годов калмыки оказались окружены: к северу от них лежала Царицынская укрепленная линия, к югу – Моздокская, к западу от них находились донские казаки, а к востоку – яицкие. На бывших калмыцких пастбищах селились немецкие колонисты, оттесняя калмыков дальше в засушливую степь. Наконец доведенные до отчаяния калмыки решились на исключительный шаг – исход целого народа в Джунгарию, ставший последней массовой миграцией кочевого народа в Евразийской степи
[610].
