Дурак, вооруженный излишне позитивными правилами, рискует впасть в плохой консеквенциализм, где средства изуродуют цель. Например, любовь к своим обернется сильной нелюбовью к чужим. Если они держатся схожих правил, все готово к войне. Позитивная этика всегда найдет для нее повод.
На уровне человеческих отношений позитивная этика, как правило, будет врать. Не всегда и не всем, но рано или поздно кому-то будет. У нее есть всегда возвышенный, но не всегда реалистичный образ, которому нужно соответствовать, при этом нет жесткого запрета на ложь. Ложь во благо обычно разрешается: «Всем будет хорошо, если обо мне подумают лучше». С такими вводными условиями почти невозможна честность. Но ложь – хрупкая стратегия. Слишком легко запутаться, выдать себя, поставить под риск большее, чем хотел сберечь.
Касательно шансов.
Если тебе нужно то, чего у тебя не было, делай то, чего ты не делал.
К сожалению, позитивная этика имеет четкие планы на жизнь и типовой рецепт поведения в любой ситуации. Надо делать то, что прописано. Но нигде не было прописано, как открыть Америку и три закона Ньютона, пока их не открыли. Нет готового, записанного в культуре алгоритма для всех, как стать президентом, заработать миллиард, войти в историю. Есть алгоритмы, как прожить жизнь общественно одобренным образом, будучи рожденным в любой семье, сословии, стране. Этого добра хватает, но хватит ли его каждому? Если нужно большее – нужно делать большее. Но поскольку непонятно, где большее, для начала придется делать лишь новое…
Негативная этика подталкивает к новому.
У тебя есть желания и ограничения. При этом все, что не запрещено, разрешено. Тебе разрешено прожить миллион разных судеб, и какие-то из них явно лучше той колеи, в которой ты сейчас. В позитивной этике выбор ограничен.
Предписания сильнее ограничивают выбор, чем запреты.
Сравните возможности дня, в котором можно делать все, что угодно, кроме нарушения закона, и возможности, запертые офисными обязанностями с девяти до шести плюс вечер, который за тебя уже расписали.
Далее, еще одно важное преимущество.
С позиции негативной этики проще договориться.
Проще всего, конечно, договориться между собой двум носителям негативной этики. Но и с «позитивщиками», возможно, проще, чем их различным версиям между собой. Меньше пунктов, требующих согласования. Меньше рубежей, которые нельзя сдавать. Меньше того, что можно «не так понять». Чемодан ценностей всегда чреват бо́льшим потенциалом раздора, чем маленькая шкатулка.
Вариантов позитивной этики – десятки и сотни. У каждой культуры, сословия, может быть, даже этноса. Негативная этика – одна. Если нам нужны универсальные ценности, то нам сюда. Чем лаконичнее этика по содержанию, тем универсальнее.
Давайте проясним с запретами. Можно ли подвести все под общее правило?
Мы исходим из того, что любой понимает, в чем его благо. Но как судить об издержках окружающих? Если мальчик дергает девочку за косичку – ей нравится или нет? Можешь позвать экспертов, обратиться к опыту поколений и выстроить сложную теорию о том, когда девочкам нужно такое внимание, а когда нет, не спрашивая их самих – что эти дурочки вообще понимают? Но лучше так не делать. Если не знаете, не терзайте экспертов, не трясите традицией – просто спросите девочку. Как скажет, так и есть. Ответ окончательный, обжалованию не подлежит.
«Просто спросите девочку» – общий принцип любого запрета. Поведение уместно, пока не возражают те, кого оно касается. Вредность-полезность для других оценивают эти другие, иными словами…
Можно все, кроме агрессии. Определение агрессии в первом приближении: вам говорят «перестань», а вы продолжаете.
Громко слушать музыку, если соседи просят сделать потише, – неэтично (агрессия есть). Продать второй стороне на свободном рынке любой предмет, третьей стороной запрещенный к продаже, при условии что вы его не украли, – этично (агрессии нет). Что по этому поводу говорят законы, сейчас неважно. Если закон не согласуется с негативной этикой, с позиции этики это просто плохой закон, и все. Как нам учитывать плохие законы, будет дальше.
Но если у каждого будет право вето на ваши действия, не будет ли он им злоупотреблять? Мало ли кому что не нравится? Кого-то бесит старик, красящий лысину в рыжий цвет, – это уже основание, чтобы голову перекрасили? Если сосед за стенкой громко кашляет по ночам, это уже агрессия?
Первая оговорка: страдание пострадавшего – необходимое, но недостаточное основание для предъявы.
Нужно, чтобы с ним или его собственностью вступили в контакт. Нет контакта – нет агрессии. Деонтолог принимает это как априорное правило. Консеквенциалист, как обычно, апеллирует к эффективности и совокупному благу. Допустим, кого-то раздражает, что «на свете существуют такие люди». Например, дендрофилы, сатанисты или католики. Допустим, он уверяет, что его страдание велико, и у нас есть способ в этом удостовериться. Удостоверились – мучается, не врет. Стоит ли на основании его боли выдвинуть обвинение против сколь угодно удаленного дендрофила?
На всякий случай, дендрофилия – это сексуальное влечение человека к дереву, редкая склонность, чуждая большинству. Но как только мы признаем агрессией практику дендрофилии, мы сразу ставим под удар всех католиков. Потому что наверняка найдется и тот, кого существование католиков ранит не меньше, чем нашего страдальца ранит существование дендрофилов (например, чрезмерно ранимый сатанист или атеист). В итоге мы получим безумный мир, где кто угодно может запретить что угодно, это очевидно неэффективный мир. Лучше, подобно деонтологам, признать априорное право на существование католиков и дендрофилов, пока первые не практикуют аутодафе, а вторые не посягают на ваш сад или табурет. Но обратите внимание, данные практики – это уже реальный контакт с людьми и их собственностью (особенно в случае аутодафе).
При этом страдания, доставленные бесконтактно, сугубо ментально, игнорируются. На основании того, что в подавляющем случае для А его бытие в качестве католика или дендрофила намного ценнее, чем для Б его небытие в этом качестве, при условии что прямого контакта с Б нет. Сугубо ментальные страдания считаются ниже значимого болевого порога. В этой формуле уже содержится ответ всем, кого ранит не имеющее с ним контакта существование «проституции», «спекуляции», «тунеядства», «гомосексуализма» и схожих явлений, предусмотренных Уголовным кодексом СССР. Твоя боль – твои проблемы. Другое дело, если подпольный бордель этажом выше мешает спать, а тунеядец живет за ваш счет, но это совсем другое дело. Это уже прямой контакт.
Вторая оговорка: страдания и прямого контакта мало. Надо учитывать, что в эффективном мире издержки устранялись бы тем, кому дешевле их устранить.
Экономисты об этом говорят, обсуждая теорему Коуза и ее окрестности.
