Покажем это на простом примере. Квартира – ваша собственность. Если вас затопит, это урон, признаваемый законом. Но закон, вероятно, писали заядлые материалисты. Урон для них только то, что можно измерить объективно. Но настоящий урон всегда субъективен. Урон не в том, что у меня мокрый потолок и лужа на полу, а в том, что мне это неприятно, а еще неприятно тратить ресурс на ликвидацию этого. Но меня, к примеру, мокрый потолок смущал бы меньше, чем громкая музыка из-за стенки. Можно долго разбирать юридически, что такое квартира, но в любом случае квартира, как и любая собственность, – это пучок прав. И если по уму, то этот пучок предусматривал бы отсутствие в моей квартире лишних звуков без должного оправдания, как и лишней жидкости.
В чем может быть оправдание? Например, если соседям важно включить музыку и это порадует их на 100 баллов, а мой дискомфорт оценивается всего лишь в 10, то правы они, а если мне больно на 100 баллов, а им радостно на 10, то прав я. К сожалению, эти баллы почти невозможно измерить.
Но с тех пор, как придумали наушники, сосед не должен мучить другого. Каков бы ни был баланс полезности и издержек, конфликт интересов может решить любая из сторон. Тот, кого ранит музыка, может просто убраться из своего дома на то время, что она звучит. Но вторая сторона может поступить проще: достать наушники. И проблему должен решить тот, кому ее решить проще. Поэтому шумная музыка – да, это агрессия. А вот кашель за стеной – нет. Он может быть даже громче музыки, неприятнее, но его нельзя устранить так же легко. Вероятно, больному еще хуже, чем его соседям, и если бы он мог решить проблему, он бы решил. Аналогично – детский плач. Это не агрессия. Насчет шумного ремонта – возможны варианты. Наверное, он нужен (иначе на него не тратили бы деньги), и не делать его – это издержки. Но вот согласовать время с теми, кого это тоже коснется, – вероятно, уменьшит общие издержки, и значит, стоит согласовать.
Примерно так же решается вопрос с крестным ходом, гей-парадом, политическим митингом и чем угодно. Кому-то важно, чтобы это было. Если кому-то важно, чтобы этого не было, но его страдание по этому поводу чисто морально-ментальное – у него нет права голоса по вопросу. Но если шествие пройдет мимо меня и я увижу-услышу то, что мне неприятно? Вопрос, кому больше надо, или, другими словами, чьи издержки по ликвидации проблемы меньше. Если мероприятие проще перенести в сквер, где у него не будет невольных свидетелей – значит, лучше перенести. Если всем, кому больно, проще закрыть окна – значит, ограничимся окнами.
Итак, второе условие агрессии: агрессору должно быть легко избежать своего действия.
Кстати, насчет лишней воды в квартире: мало кто планирует прорыв своей трубы, чтобы насолить соседям. И обычно это неожиданность. И обычно такая, которую нельзя предотвратить. Если это и «агрессия», то очень спорная, со смягчающими обстоятельствами. Пожалуй, здесь главное зависит от обстоятельств – понятно, что финальная катастрофа случайна, но можно ли было уменьшить ее вероятность какой-то профилактикой? К пьяному водителю, сбившему на «зебре» пешехода, например, большие претензии: он мог либо не пить, либо не ехать. Если батарея уже протекала, я мог озаботиться ею раньше, чем вода дотекла до соседей. Но если прорвало внезапно, что я мог сделать? Главное в нашей логике эффективности: мы не получим более эффективный мир, собирая штрафы с одних невезучих людей, чтобы вручить другим невезучим. Деонтолог поддержит нас, потому что в истории с батарей не было умысла.
Под занавес моральных историй разберем знаменитый пример с вагонеткой. На рельсах связаны пять человек. На них несется вагонетка – когда доедет, то переедет. Единственный способ ее остановить, доступный вам (если вы решите ее останавливать), – скинуть с моста на рельсы толстяка, он заблокирует вагонетку, но умрет сам. Ваши действия?
Идиоты иногда в этом месте спрашивают: а вдруг толстяк ничего не остановит и т. д.? А можно прыгнуть самому? А вдруг связанные выживут? Давайте без глупостей – идеальный пример нужен для того, чтобы с ним работали как с идеальным примером. Не нравится вагонетка, представьте бешеного слонопотама. Ваша задача – решить, кто умрет: пять человек без вашей помощи или один, но с вашей?
Обычно этот пример приводят, иллюстрируя отличия утилитаристов от деонтологов. Ответ деонтологической этики: должны погибнуть пять человек. Потому что убийство безусловно запрещено, а вам предлагают совершить именно его. Ответ утилитаристов: убивай толстяка. Чистая арифметика, пять больше одного.
Мне кажется, здесь возможен еще один ответ. Я из утилитарного лагеря, напоминаю. Немыслимый в консеквенциализме, тем не менее ответ: пусть умрут пятеро. Это негативная этика. Я не обязан помогать людям. Но я обязан не мешать людям. В моем идеальном мире (если кто-то еще не понял, мы сейчас обсуждаем идеальные миры, а не то, как сегодня в жизни), убив толстяка, я создаю большие внешние издержки. Человеческая жизнь не бесценна, но стоит очень дорого. Сторона, взявшая на себя интерес убитого (наследники или государство, неважно, эта сторона всегда будет), получив на одну сторону своего баланса труп, на другую сразу же ставит требование ко мне. Оно может сломать мою жизнь. А спасенная пятерка может ограничиться тем, что скажет мне большое человеческое спасибо. Спасение их жизни не создает им обязательства в отношении меня. Они могут добровольно и впятером, например, содержать меня до конца жизни, для начала откупившись от иска за убийство (в моем идеальном мире, как в Древней Руси, за убийство можно дорого откупиться, с рядом условий). Но я бы на это не рассчитывал. Единственный вариант, при котором убивать имеет смысл, – успеть подписать с пятеркой или кем-либо из них контракт, скрепленный чем-то вроде нерушимого обета (был такой в «Гарри Поттере»). Та сторона должна взять на себя все издержки, вытекающие для меня из будущего убийства, и добавить кое-что сверху. Но оптимально успеть полюбопытствовать: а не предложит ли толстяк лучший контракт? Скрепленный не менее нерушимым обетом? И по результатам переговоров, пока катится вагонетка, принять решение.
Неподготовленному читателю может показаться, что это какой-то чудовищный эгоизм. Все так, это предельный эгоизм. Но если посмотреть без сантиментов, это стратегия, ведущая к оптимальному распределению ресурсов из возможных, человеческая жизнь ведь тоже ресурс, и он, что бы ни болтали, отнюдь не бесценен. Достаточно посмотреть, за какую сумму люди обычно берут на себя различные риски для жизни, чтоб партия экономистов заткнула этим примером партию моралистов.
Кстати, если из идеального мира перенестись в реальный с его текущими законами и моралью – я бы тоже никого не убил в этой истории. Сугубо из эгоизма: не хочу сидеть в тюрьме за спасибо, пусть даже самое искреннее и от пяти человек. Большинство читателей, полагаю, тоже никого не убьет. Я знаю результаты тестов, и отсюда такая уверенность: вряд ли меня читает иное человечество, чем то, что проходит тесты. Мы все выбрали бы вариант, где на четыре покойника больше. Я – из чистого эгоизма. А вы почему? Если честно?
Глава 26
Поправка на глупость
