Немного посмеявшись, девушка предложила зайти, но я сказал, что лучше подожду на улице, не хочу смотреть, как она будет переодеваться. Если зайду, то боюсь, что мы никуда не пойдем, так как в этом коротком обтягивающем платье (пусть и надетом задом наперед) она заставила шевелиться мой… впрочем, это не важно. Спустя минуту она вышла из дома.
– А чего Щетка не вышла меня встречать? Ее мама забрала? – спросил я, открывая дверь автомобиля и помогая Кате сесть в салон.
– Ты знаешь, что-то у нее понос был. Вчера и сегодня несло как бешеную. Теперь спит.
– Ого.
– Да, похоже, отравилась. Может, сожрала что. Надеюсь, это не инфекция.
– Да, скорее всего, хватанула что-то на улице. Думаю, не стоит беспокоиться, – сказал я и сел за руль.
Полицейское ухо у собачки не пошло. Как бы и мне с этого служителя закона не дристануть. Никогда не ел легавых. Поноса не было уже век, но мало ли что от этой полиции можно ожидать? Я завел машину, и мы тронулись в сторону города.
– Я тут подумала… как бы то сказать… может, ты будешь поточнее стрелять? – застенчиво сказала Катя.
– Поточнее? Я точно стреляю, – не отвлекаясь от дороги, произнес я.
– Да что-то не очень точно. Во, опять месячные начались.
– А… ты об этом. Ну… значит, не в этот раз. Попробуем позже.
– Уже год пробуем.
– Ну, так пробовать-то приятно, чего такого.
– Мне двадцать семь.
– Очень хороший возраст.
– Я не хочу быть старородящей.
– Ты и не будешь, у тебя еще три года.
– Учитывая, как ты стреляешь, я уже волнуюсь.
– На какой фильм, кстати, идем?
– Федя.
– Что?
– Я хочу ребенка. Ты понимаешь?
– Понимаю.
– Я ходила к врачу, сдала все анализы, и у меня все в порядке.
– Это замечательно!
– Федя!
– Да, что?!
– Проблема в тебе.
– Почему?
– Ну зачем ты косишь под дурака?
– Ничего я не кошу.
– Мы не можем завести ребенка из-за тебя. Я предлагаю тебе сходить в больницу.
– Да все у меня в порядке, просто, может, сперматозоиды не слишком активные, будем пробовать, все будет хорошо.
– Если до нового года я не забеременею, обещай, что сделаем искусственное оплодотворение.
– Обещаю.
– А то жить вместе не хочешь, детей не хочешь… ничего не хочешь.
– Кать, ну что вот ты опять начинаешь, нормально же ехали. Жить вместе будем, вот-вот скоро, а оплодотворение сделаем, как ты и сказала, к новому году. Не волнуйся.
– Вот-вот скоро? И когда же?
– Скоро… скоро, Катюнь, улажу кое-какие делишки, и переезжай ко мне.
– Какие еще делишки?
– Солнце, у меня могут быть свои секреты?
– Да, да, конечно. А сколько тебе надо времени на улаживание этих делишек?
– Пусть будет неделя.
– Значит, через неделю мы начнем жить вместе? Я точно не сплю?
– Не спишь.
– Ура.
Я остановился на светофоре. Глядя на старушку, переходящую улицу, прикинул, что до нового года шесть месяцев и есть время отговорить Катю от идеи завести ребенка. А может, предложить ей усыновить малыша? Или рассказать, кто я. Последний вариант я тут же исключил: если она узнает, то бросит меня. Даже думать не хочу об этом. Никто не должен знать, и точка. Если я перестану затаскивать трупы в дом, то, наверно, и Кате можно будет ко мне переехать. Сзади посигналил какой-то нетерпеливый водитель, и я тронулся с места.
– Мама сегодня утром поговорила с продюсером, – сказала Катя.
– Да? И что он сказал? – волнение нахлынуло на меня, как цунами. Творчество являлось смыслом моей жизни. Я мечтал пробиться и стать известным именно благодаря творчеству. А зачем мне еще жить? Чем заниматься?
– Сказал прислать твои тексты, он посмотрит, как будет время.
– Отлично! – воскликнул я. – Просто здорово. Спасибо тебе, большое спасибо. И маме, маме набери прямо сейчас.
– Прям сейчас?
– Да, ну-ка, быстренько, вруби голосовое…
– Хорошо. – Катя достала телефон из сумки и поднесла его к моему лицу, зажав пальцем кнопку записи.
– Говори, – шепнула она.
– Тамара Никитична, – сказал я, не отводя взгляд от дороги, – от лица всего меня выражаю вам благодарность и салют в честь вас! Бах! Бах! Бах! Если что, то это был салют. А если серьезно, то спасибо большое, что поговорили с Виктором, забыл его отчество, с главным продюсером вашим.
– Все, шли, – тихо сказал я Кате.
– Отправила.
– А она ничего не говорила еще? – спросил я.
– Нет.
– Вообще ничего?
– Она сказала, что он рассмотрит твои тексты, и все.
– Понятно. Это очень круто, прям очень круто. Нет слов. Я счастлив.
– Мне кажется, ты рано радуешься. Надо, чтоб сначала тебя прочитали там. То, что у моей мамы есть связи, еще не дает гарантию, что тебя возьмут, тем более у них там есть текстовики.
– Но все равно это шаг вперед.
– Шаг, да, но, насколько я знаю, у них там популярное направление. А ты вроде как не совсем в этом жанре работаешь.
– Не важно.
– Надо еще не забыть напомнить маме, чтоб она Виктору про твои выигранные конкурсы поэтов рассказала.
– Да, кстати, это важный момент.
– Федя, а если вот Виктору понравятся твои работы, то что дальше будет?
– Как что?
– Ну, я вот не могу понять, куда ты идешь все это время?
– Куда я иду?
– Да, куда? Я сама далека от творчества, но со стороны, глядя на тебя, я не понимаю, куда ты идешь.
– Когда ты что-то сочиняешь, у тебя возникает непреодолимое желание показать это всему миру.
– А как? Как продюсер поможет тебе?
– Это мама спрашивала?
– Нет, это лично мне непонятно.
– Катюш, я пишу уже очень давно, и за годы я так и не смог продвинуться и стать известным в своем направлении, хотя много всего пробовал, чтоб раскрутиться. И сейчас я понимаю, что ничего не понимаю. Понимаешь? – я улыбнулся.
– Понимаю.
– Но я знаю точно, что Виктор и такие, как он, знают, как действовать. Поэтому он нужен мне.
Новость от Катиной мамы приподняла меня над всеми проблемами. Я забыл о полиции, о трупах, о новой стратегии охоты, которую надо теперь отработать… Возможность пробиться в шоу-бизнес своими идеями, текстами, взглядами на творчество вскружила мне голову. Пробиться и постепенно начать менять его, а если уж и не изменить, то внести хоть какую-то щепотку здорового творчества в океан мракобесия, пошлости и меркантильности. Да и что может быть приятнее, чем транслировать свои мысли на огромное количество людей?! Транслировать через поэзию по средствам массовой информации.
