Сейчас они выглядели раза в полтора больше обычного, но всё же не выпученными, а вот цвет изменился, уже не маренго скорей ближе к антрациту.
— Антон, прошу тебя, на дорогу смотри. — я сама бы сейчас за руль села, а то перед глазами так и стояла разбитая морда Порше, — Всё хорошо…Замёрзла просто. — я и правда чувствовала себя нормально в плане беременности.
Живот не болел, ничего такого, да и морозило меня на нервной почве даже не из-за всего случившегося, а больше из-за аварии. А вот палец мой явно не ждал. Та тугая повязка что Антон соорудил из бинта и ваты ещё в прихожей, спустя всего несколько минут насквозь пропиталась кровью.
— Что-то сильно кровит, — снова отвлёкся на секунды от дороги, взглянув на мою перевязанную руку, — У тебя низкий гемоглобин скорей всего. Ты ещё не сдавала анализы? — спросил как заправский доктор.
— Нет. К следующей пятнице надо сдать. — от разговора с Антоном, от его бархатного голоса стало гораздо теплей.
Он не был сейчас таким холодным, скорей взволнованно горячим, и от него исходила забота наравне с праведным гневом.
— Ты меня любишь? — неожиданно спросил Антон.
— Очень люблю. — мягко ответила я, этот вопрос пусть и неожиданный, и мой ответ на него такой тёплый идущий от души успокоили окончательно, даже ледяным до этого момента рукам стало тепло.
— Веришь мне? — этот вопрос поставил в тупи́к, но лишь отчасти.
— Я верю. — и я же верила и верю да, только Антон очень скрытный и моя вера часто попадала в этот тупи́к, не понимая многих вещей, не зная, как он отреагирует и поступит в той или иной ситуации.
Например, внезапность начала наших отношений, когда знаков внимания до этого не было, нежелание Антона говорить о себе и своей жизни до меня, я много чего о нём не знаю, но это не недоверие.
— Почему тогда не сказала, что беременна? — он повторил свой вопрос на который я так и не дала ответа.
— Я сегодня как раз хотела.
— Хотела она. — процедил Антон сквозь зубы. — Понимаешь, что я мог отрезать просто? Я неделю ждал, чего только не думал. — ворчал он раздражённо, и его недовольство отражалось в манере езды.
Он начинал хамить, подрезать, игнорировать разметку и светофоры со знаками.
— Я хотела убедиться, что всё хорошо, на таблетках же. — промямлила, оправдываясь.
— Да, я видел на твоём компе те заказные статейки. — хмыкнул Антон и взволнованно спросил, — Всё хорошо с ним? — растерянно и нахмурившись, он кивнул в сторону моего живота.
— Да вроде. Я же говорю, в пятницу надо… — не смогла договорить, Алиев, вспылив, перебил.
— Какая в жопу пятница Мерзлякова?! — повышая голос осекся и уже более спокойно добавил; — Сегодня же все анализы и ультразвук ещё.
— Сегодня нельзя, утром натощак. — хохотнув, резонно заметила.
— Эт…ты…чего смешного?! — запинаясь и бросая в мою сторону многозначительные взгляды спросил Антон.
— Ничего. — пожала плечами с улыбкой от уха до уха, умиляясь выбитым из колеи Антоном.
В кабинете хирурга долго не могли остановить кровь. Медсестра долго крутилась над моим пальцем, то заливая перекисью, то присыпая каким-то непонятным мне порошком. С пальцем оказалось всё хреново, это мне, будучи в шоковом состоянии, показалось, что я слегка полоснула ножом по коже, на самом же деле рассекла до самой косточки. Хирург, высокий бородатый мужик сопел в маску, долго изучая порез под разными углами.
— Рассечение красивое, сейчас обезболим и зашьём. Чем это вы так? — спросил врач, но Антон не дал ответить, перебив меня встречным вопросом хирургу.
— Чем обезболим? Она беременная ей нельзя. — вставил Антон.
— Хм. Тогда шить не будем просто заклеим, это терпимо, но вы ей руку подержите. — угрожающе попросил хирург.
— Окей. — согласился Антон, бросив на меня соболезнующий взгляд.
Он сел со мной рядом на кушетку и положил свою руку поверх моей раненной на запястье, заранее крепко придавив к столику для обработки. Холод металла пробрался сквозь свитер, и я поёжилась, удивляясь, зачем так сильно держать меня?
— Язык под зубы не суй. Прикусишь. — предупредил хирург и раньше, чем я сообразила смысл сказанного залил палец массой, напоминающей секундный клей.
— А-а-а! — только и смогла выдавить я, офигев от пронзающей палец боли.
Этот сраный клей словно тысяча раскалённых иголок воткнулась одновременно в мою рану на пальце. Из глаз хлынули слёзы, я хотела вырвать руку, но Антон крепко держал, а хирург пытался соединить края раны ровно.
— Держим-держим. — бубнил он, выжидая время, — Всё! — рявкнул он и Антон меня отпустил, тогда я отскочила к стенке, готовая бежать прочь из этой пыточной.
Кисть руки, получившая невероятную порцию боли, висела безвольной тряпочкой. Палец, покрытый желтоватой плёнкой, немного опух, я уже знала, что завтра он посинеет.
— Вы уверенны что от обезболивающего вреда больше, чем от такой боли? — возмутилась, волком глядя на довольного своей работой врача.
— Так вы бы сейчас двойную порцию вреда получили, а то и тройную. Обезболивающее не всегда хорошо действует и вам было бы больно всё равно. — резонно заметил хирург.
— А тройной какой? — подойдя ко мне и обнимая, поинтересовался Антон.
— О! Шрам. Как бы идеально я вам палец ни зашил, шрам от склеивания будет тонкий и едва заметный, а если крем специальный будете использовать и вовсе следа не останется. — убедительно ответил врач.
По дороге домой Антон предлагал купить такой крем, но я отказалась. Не хотела, чтобы напоминание о том, что всегда нужно говорить всё сразу исчезло, ведь кому-то это может стоить жизни. Была неуверенна, что позвонила бы Антону не получив отрезвление порезом.
— Мы поженимся. — чётко произнёс Антон после длительного молчания, не глядя на меня, нервничая при этом, даже не верилось, что это Алиев.
Я промолчала и не подала вида, но внутри всё трепетало от мысли, что всё же стану Алиевой, а не Мерзляковой. Только вот Антон ждал от меня более честной реакции на своё заявление.
