— Долго они что-то, — голос Максима хриплый, треснувший. Он явно на самой последней грани терпения, и пускай бы врачи работали быстрее, а не то сорвётся же. И тогда я точно не смогу дать гарантию, что никто не пострадает.
— Процедуры, надо подождать.
— Будешь кофе? Мне нужно прогуляться.
— Неси.
Стоит Максиму скрыться из вида, как дверь в рентген-кабинет распахивается и меня приглашают войти. Врачи уверены, что я мать, потому послушно иду за симпатичной медсестрой и попадаю в полумрак. Ищу глазами Ярика, но его нет нигде.
Тревожно.
— Мальчика в палату отвезли, он там до утра пробудет. Понаблюдаем его, — объясняет врач и протягивает мне снимок вместе с какими-то официальными бумажками. — Ничего критичного, просто сильный ушиб, но лучше перестраховаться. Поднимайтесь на второй этаж, там вам подскажут, что дальше делать.
Благодарю рентгенолога и выхожу из кабинета, крепко прижимая к себе бумаги и снимок. Максим с двумя стаканчиками кофе стоит в десятке шагов и смотрит на меня вопросительно. Ох, мужчины. Такие крепкие и грозные, сильные и несгибаемые, но если дело касается близких, такие ранимые.
— Ушиб, — одними губами и буквально кожей чувствую, как из Максима мощными толчками и потоками выливается облегчение. — Пойдём.
Забираю у Максима свой кофе, быстро-быстро его выпиваю на нервной почве и сминаю стаканчик в руках. Ох, вроде отпустило.
— Держи, это тебе. Это важно.
Отдаю ему бумаги, потому что именно его они касаются, что бы там в суете не подумали все остальные. Веду за собой. Нам нужно на второй этаж, нужно найти врача.
— Инга, остановись.
Властное за спиной, и я замираю. Медленно оборачиваюсь, а Максим останавливается на две ступеньки ниже меня. Так мы почти одного роста, так нам проще смотреть друг другу в глаза.
— Ты не должна быть тут сейчас. Не обязана. Хочешь, я тебя отпущу? Сейчас же отпущу?
— Заманчивое какое предложение, — провожу рукой по его жёстким тёмным волосам, улыбаюсь. — Но там же Ярик. Он ждёт нас. Меня ждёт.
— Спасибо Ярику за тебя, — улыбается устало, и мы идём искать врача.
Когда находим его, Виктор Семёнович долго и упорно рассказывает, что они обязательно все силы кинут на лечение Ярика. Максим мгновенным переводом покрывает все необходимые расходы, и врач становится ещё благодушнее.
— Ярослав уснул. Мальчик разнервничался, у него был шок, потому езжайте пока домой. Утром вам позвонят, скажут, когда можно подъехать и забрать ребёнка. Не беспокойтесь, пожалуйста. Клиника оборудована всем необходимым, есть чем и лечить, и развлекать. Езжайте, нечего попусту нервы тратить.
Ты смотри, какой вежливый и добродушный.
— Можно его увидеть? — спрашиваю, пока Максим отлучился оформить все необходимые бумаги.
— Нет, не стоит. Он очень крепко спит. Езжайте домой, отдохните, утром возвращайтесь, — повторяет, а я выхожу из кабинета.
— Ну всё. Можно уезжать, — улыбаюсь появившемуся в коридоре Максиму.
Он растирает рукой лицо, смахивает с него усталость. Смотрит как-то особенно тоскливо, растерянно и вдруг резко притягивает меня к себе.
— Спасибо, Инга.
— За что?
— За то, что не позволяешь окончательно разочароваться в этом долбанном мире.
17. Инга
Естественно, врач мог рассказывать мне, что угодно. Что угодно запрещать. Но все табу и предписания рассыпаются на части, когда дело касается Максима и его способности идти напролом к нужной цели.
Уверена, ради Ярика он способен вывернуть планету наизнанку, а когда дело касается его безопасности и покоя, так и вовсе снять планету с орбиты.
Интересно, Максиму возможно хоть что-то запретить?
— Он уже оставался один, — поясняет Максим, пока, натянув выданные нам белые халаты, рассекаем по ярко-освещённому больничному коридору. Из-за бахил ноги слегка скользят по начищенному до блеска полу, а запах медикаментов проникает в лёгкие.
За нами следует охранник — не тот, который в ресторане висел на волоске от гибели. Другой. Примерно ровестник Максима, очень высокий и настолько широкоплечий, что за его спиной, наверное, можно спрятаться от любого обстрела.
В ресторане я его не видела, да и сейчас стараюсь не сильно-то и пялиться — некрасиво. Меня он не волнует, но если Максим его вызвал, то так тому и быть. Значит, так нужно.
— Сергей, занимай пост.
Сергей кивает и распахнув полы халата, присаживается на мягкий стульчик у двери. Из палаты выходит медсестра. У неё короткая мальчишеская стрижка, яркие голубые глаза в окружении сеточки морщин, а в руках железная плошка, в которой лежит пустой шприц.
— Максим Викторович, — она смотрит только на Максима, словно меня рядом не существует. Наверное, тут уже все поняли, что мать-то липовая. — Я ему укол поставила, он снова уснул.
В отличие от доктора, она не устраивает из палаты Ярика священный мавзолей. Отходит в сторону, пропускает нас, просит сильно ребёнка не беспокоить, мельком с явным интересом разглядывает фактурного Сергея и скрывается в соседней палате.
Ярик действительно спит. Переодетый в белоснежную пижамку, он кажется сейчас таким маленьким. Всё-таки какой он худенький, не могу просто. Надо узнать, что он ещё, кроме гречневой молочной каши любит, и откормить ребёнка.
Максим смотрит на сына не мигая. Ощупывает тонкую фигурку пытливым взглядом, словно пытается проникнуть под бледную кожу. Ярик ворочается, дёргает ногой, ойкает и… просыпается.
— Папа, — сонно моргает, а голос тихий-тихий. — Я упал.
— Знаю, сын.
Ярик пытается сесть, но снова морщится и прекращает свои попытки бунтовать.
— Больно? — спрашиваю, делая шаг к Ярику.
Он морщится, заводит глаза в сторону и причмокивает губами, а я подвигаю стул и присаживаюсь рядом.
— Уже не очень, — пытается улыбнуться, но лишь глазами сонно хлопает. — Мама, меня похвалила тётя медсестра. Она в меня иголкой тыкала, а я совсем не испугался. И папу не звал! И не плакал! Ни капельки не плакал!
Кусаю себя за щёки, чтобы не расхохотаться. Пусть о детях знаю совсем немного, но мальчиков в этой жизни видела. Потому в курсе, что они хвастаются своими успехами не для того, чтобы над ними смеялись девочки.
— Ты же мой сын. Конечно, ты не плакал.
Максим становится рядом со мной и отдёргивает край лёгкой простынки, которой заботливая “тётя-медсестра” накрыла Ярика. Хмурится, глядя на туго перебинтованную ножку. Осторожно касается, проводит по повязке пальцами, думает.
— Папа, опять меня не слушаешь! — возмущается Ярик, а Максим едва заметно встряхивает головой и возвращает простынку на место. — Говорю, тётя-медсестра пообещала, что научит меня рыбку делать.
