Например, Ярик. И женщина, которая сейчас медленно открывает дверь и становится на пороге.
— Вот, — делает несколько шагов и оказывается напротив. Не закрывается, не боится. Впервые действительно смелая, по-детски непосредственная.
Как ей удалось остаться такой чистой при её вводных? Как её душа не стухла, не покрылась плесенью, не стала чёрствым сухарём? Загадка. Тайна, которую мне не хочется разгадывать — хочется купаться в её тепле и сердечном свете.
— Я купила платье, — объявляет, словно я сам не вижу.
— Охрененное платье, — делаю глоток коньяка, чтобы голос перестал хрипеть, чтобы горло прочистилось. Потому что… потому что платье действительно охрененное, и это ещё слабо сказано. — Тебе очень идёт.
— Правда? — смущается, но в глазах блеск, которого не видел в них ни разу. Но он не алчный, он яркий, проникающий под кожу. Согревающий. — Я влюбилась в него, хотя там и другие были, красивее намного, наряднее. Более вызывающие. А это, вроде скромное, но и не монашкины тряпки.
— Хорошо, что именно это купила, — тушу сигарету в хрустальной пепельнице, нажимаю на кнопку пульта, и вентиляционная система утягивает табачный дым. — Не надо более вызывающих, моё сердце тогда не выдержит.
Инга поправляет юбку, разглаживает невидимые складки, краснеет. Честное слово, сколько в ней непознанной сексуальности, нераскрытой женственности. Знаю, чувствую, какой она может быть, если с неё смахнуть налёт пуританства и комплексов, вбитых бедностью и нелюбовью близких. А ещё знаю, что буду именно тем, кто откроет для неё её настоящую.
Она просила время? Но я не клялся, что его будет очень много.
— Повернись спиной, — прошу, готовый услышать смущённое бормотание, но Инга слушается. Медленно покачивает бёдрами, с огнём играет, хоть вряд ли отдаёт в своих действиях отчёт. — Чистый секс.
— Что? — поворачивает ко мне голову, смотрит удивлённо. Не верит, что в её сторону вообще могут звучать подобные выражения.
— Ты, Инга, чистый секс.
Допиваю коньяк, и жар несётся по венам, только алкоголь тут ни при чём. Это всё Инга и только она.
— Тебя просто почему-то на мне заклинило, — пытается отшутиться и сгладить этим остроту момента.
— Очень сильно заклинило, согласен.
Она снова оборачивается ко мне, поправляет волосы. Я кручу в руках пустой бокал, жду, что скажет ещё. Какой довод придумает, чтобы убедить меня — себя! — что интерес к ней — глупость несусветная. Что этого быть не может, что она этого недостойна.
Нет, надо было Павлика пристрелить.
— Максим, я… я не очень хорошая любовница.
Выдыхает, кажется, весь воздух из лёгкий, словно на самую тёмную морскую глубину нырнула. И главное, в глазах столько в этом бреде уверенности, что я не могу удержаться и смеюсь.
— Это тебе кто сказал?
— Я и сама знаю, — взмахивает рукой и принимается нервно теребить тёмные пряди волос. — Мне двадцать шесть, я была замужем, но…
— … но твой муж был грёбаным импотентом, вот и не показал, какой ты можешь быть.
— Судя по тому, что Павел хотел уехать с любовницей, импотентом он не был, — морщится и напрягается ещё больше. — Просто меня, наверное, не хотел. Может, причина какая-то была.
— Он урод, вот и вся причина. Давай не будем о нём говорить.
— Но даже если мы не будем об этом говорить, ничего же не изменится. Я всё ещё замужем и богиней секса за восемь лет так и не стала.
Встаю и делаю всего два шага. Инга замирает, а я кладу руки на её плечи. Слегка сжимаю, медленно провожу пальцами по коже. Ниже, ещё ниже. Обхватываю тонкие запястья, ловлю лихорадочный пульс.
— Ты меня всё ещё боишься? — тихо на ухо. Не тороплюсь, не напираю. Просто сгораю от невыносимой жажды. Только её никакая, даже самая чистая родниковая вода не утолит. — Я страшный?
Качает головой, смотрит мне в глаза, а губы дрожат.
— Нет, ты не страшный. Совсем не такой, каким показался сначала. Другой.
Отлично.
— Думаешь, мне нужна богиня секса? Считаешь, я из тех сусликов, которые ложатся на спину, раскидываются морской звездой и ждут, когда им чудеса акробатики покажут?
Инга вздрагивает. Неужели попал в болевую точку? Да, девочка, я жестокий, только от замалчивания проблем они сами не рассосутся.
— Я вообще обычно не думаю о мужчинах в подобных контекстах, — смущается, хочет казаться более дерзкой, даже подбородок повыше задирает. Смешная и неловкая.
— О мужчинах и не надо думать ни в каких контекстах. А вот обо мне можно.
Тихо смеётся, а я касаюсь губами её виска, целую так, словно она в любой момент может растаять. Раствориться в воздухе.
— Я не хочу тебя пугать. Не хочу, чтобы ты думала, что мне нужна благодарность за все эти шмотки.
— Не нужна? Как там говорят: “Кто девушку кормит, тот девушку и танцует”. Так же?
— С тобой точно не так. Присядь, Инга, я сейчас. На минуту отлучусь. Кое-что в кабинете надо забрать.
Пока она удивлённо хлопает глазами, я выхожу из комнаты, а вернувшись, вижу её сидящей, подогнув ноги, на моём кресле.
— Держи.
— Это… это моя сумка?
— Да, там паспорт. А ещё внутри новый телефон с той же симкой.
Инга раскрывает сумку из потёртой кожи, перебирает содержимое, раскрывает паспорт, улыбается.
— Как ты…
— Не спрашивай. Никакого криминала, но лучше не спрашивай.
— А телефон… он же дорогой. Мой простенький совсем был.
— Возмещаю ущерб.
— Этот хоть не разобьёшь?
— Я не всегда такой буйный, но клясться на костях предков не буду.
Смеётся и убирает сумку за спину. Вдруг в глазах мелькает что-то такое, от чего у меня сладко ноет под ложечкой. Вспархивает с места, становится на цыпочки и говорит, касаясь носом моей скулы:
— Я ведь не только платье купила… поможешь?
И поворачивается ко мне своей очаровательной задницей. Смотрит искоса, в глазах странный блеск, рукой указывает на спину. Там замок, и я медленно растёгиваю его.
Поводит плечами, а я стягиваю вниз платье.
— Ещё и бельё… красивое.
— Наверное… совсем в этих ваших женских финтифлюшках не разбираюсь. Но если тебе нравится, то да, я тоже в восторге.
Провожу пальцами вниз по цепочке позвонков, поддеваю застёжку, спускаюсь к талии. Обхватываю её, узкую, руками и замечаю, как по коже Инги рассыпаются мурашки. Очень много мурашек.
— Инга, ты же понимаешь, что сейчас будет?
Кивок головы, рваные вдохи, когда накрываю ладонями упругую грудь, скрытую от меня тонким розовым кружевом. Сжимаю крепко, ещё крепче прижимаю Ингу к себе. Её затылок на моей груди, а тело сотрясает мелкая дрожь.
