Я не собираюсь ему угрожать, хотя со стороны всё, наверное, именно так и выглядит. Но мы сто лет с Феликсом знакомы, и мне отлично известно, как необходимо ему это дело Павлика, чтобы продвинуться вверх по службе. Да, в каком-то роде своими проблемами я смазываю несколько ступенек его карьерной лестницы.
И он это понимает, потому что говорит:
— Хорошо, отложу своё дело. Приезжай хоть сейчас.
— Через двадцать минут буду.
Вот так. Нечего Ингу тревожить, она только-только из своего болота выбираться начала. Я знаю, куда она сегодня ездила, и, честно признаться, гордость распирает. Она решилась на это! Всё-таки не каждый сможет переступить порог кабинета психолога. Это за бугром люди давно привыкли обращаться за помощью к специалистам, нам же проще или соседке пожаловаться, либо вообще загнать свою проблему глубже некуда, делая себе только хуже.
Ну и ко всему прочему мне не хочется, чтобы она хоть как-то касалась истории с Павликом. Чем дальше он от неё будет, тем лучше.
Растерянная Инга звонит минут через пять, чтобы сообщить: следователь отменил встречу. Не отложил, а именно отменил. Ну, кто бы сомневался.
— Хорошо, я доехать ещё не успела, — радуется, а я слежу, как на стекло падают крупные капли дождя. — На улице так погода испортилась. Так что я тогда домой?
— Тогда домой, я тоже скоро буду.
Я не планирую тратить слишком много времени на беседы с Феликсом, но чует моя задница — что-то случилось. И я намерен в этом разобраться сейчас.
***
— Откуда такая забота об Инге Олеговне? — промежду прочим интересуется Феликс.
Я сижу напротив, закинув ногу на ногу, пью паршивый кофе из автомата, молчу. Намеренно тяну время, скольжу взглядом по пыльному кабинету, в котором сколько не убирай, уютнее не станет. Несколько высоких стеллажей до отказа забиты разноцветными папками, широкий стол тоже ими заставлен, и даже чахлый фикус, стоящий на подоконнике, едва выглядывает из-за вороха чьих-то дел и поломанных судеб, подробно описанных сухим языком протоколов.
— Ты с какой целью интересуешься, Феликс Робертович? — сминаю пластиковый стаканчик в кулаке, забрасываю его в урну, а в ответ получаю короткий смешок.
Феликс на время сбрасывает маску извечного вежливого равнодушия и лёгкой мизантропии, и в глазах мелькает жгучий интерес. Мы несколько мгновений смотрим друг на друга, и вдруг он начинает смеяться. Не громко, но убедительно.
— Максим Викторович, не ожидал от тебя… впрочем, не моё дело.
— И правда. Но на будущее запомни: они разводятся, он ей никто и никакие его дела волновать Ингу не должны.
— Ты его ненавидишь, — замечает Феликс и что-то в его взгляде неуловимо меняется. — Я-то думал, что лишь финансовый вопрос встал между вами, а тут оказывается, ещё и женщина.
Он что-то быстро записывает на листке бумаги, а мне это вовсе не по душе. Ощущение, словно кто-то за твоей спиной шепчется, а ты ни одного слова не понимаешь.
— Феликс Робертович, я же сюда не для протокола пришёл и уж точно не ради твоих намёков.
— Да нет никаких намёков, — пожимает плечами, отбрасывает в сторону карандаш и закидывает руки за голову. — Всё довольно прозрачно: Краснов решил поменять тактику поведения.
Вот, чувствовала моя задница, что Павел так просто не стастся.
— И адвоката. Знаешь, кто теперь его защищает? — Феликс следит за мной, полуприкрыв глаза, а я качаю головой. — Золотницкий.
Если бы челюсть действительно умела падать на пол, моя бы в этот момент наверняка разбилась о истёртый паркет.
Золотницкий — товарищ в городе известный. Да что там в городе, в стране! Ни единого промаха, рвёт любые улики в клочья, дерётся в судах, точно лев, причём злой и голодный. А ещё он скользкий и невыносимо напыщенный индюк.
— Откуда у Краснова такие деньги? — задаю самый очевидный вопрос, который родился первым, стоило услышать фамилию Золотницкого. — Там же час работы не просто золотой, он бриллиантовый.
Феликс смотрит на меня мрачно, тяжело вздыхает. Он точно знает ответ, но не всякой информацией торопится поделиться. У него это профессиональное — выматывать нервы.
— Это тайна следствия?
— Это тайна загадочной бабской души, — хлопает ладонью по столу, а по лицу тень проходит. Продаётся назад, со скрипом отодвигает один из ящиков, достает листок бумаги и, нахмурившись, пробегает по нему глазами. — Ты знаешь Кочегарову Юлию Сергеевну двадцати четырёх лет?
— Впервые слышу.
Феликс складывает руки перед собой на столе. Крупные пальцы с узловатыми костяшками отстукивают задорный ритм.
— Это та, с которой он уехать собирался. Она наняла для него Золотницкого.
— Почку, что ли, продала?
— Хуже, — кривится, словно его насильно лимонами накормили. — Квартиру. Неисповедимы пути бабской глупости.
— Да ты шовинист.
— Есть немного, — усмехается, а я поднимаюсь и начинаю расхаживать по кабинету от стены к стене. — Золотницкий носом землю вспашет, но кровь нам испортит. Краснов теперь ушёл в отказную, мол, ничего не видел, ничего не брал, а всё это — гнусная клевета и наговоры, и вообще, послушать его сейчас, то Пожарский Максим Викторович силой его заставил дать признательные показания.
Я останавливаюсь, медленно поворачиваюсь к Феликсу, а тот кивает. Да, мне не послышалось.
— Макс, тех доказательств, что мы собрали, хватит с головой, — довольно оптимистично заявляет Феликс, но вдруг отводит взгляд. — Но ты должен понимать, что его показания придётся проверить.
— Какие? О чём ты?
— О том, что ты на него давил. Жди повестку, — как-то виновато смотрит на меня и снова вздыхает.
— А от Инги ты что хотел? Скажи, да я пойду уже… боюсь тут сломать тебе что-то.
Феликс молчит, я подхожу к его столу, упираюсь кулаками в поверхность и нависаю сверху:
— Она моя женщина, понимаешь?
— Ладно, — соглашается и достаёт из стола небольшой конверт. — Это Золотницкий мне передал. Привет для неё от Краснова. Максим, всё очень запуталось, я хотел, чтобы Инга Олеговна, как жена, пришла на свидание к Краснову, пообщалась с ним…
— Ты хотел из неё засланного казачка сделать? — удивляюсь, хотя, наверное, чего-то такого и ожидал.
— Макс, я не хочу, чтобы это дело рассыпалось, понимаешь? Оно мне нужно, и оно уже было в кулаке, если бы не Золотницкий. Ты же слышал о деле депутата Ромашкина?
— Золотницкий вытащил его, хотя там все доказательства были на руках, — вспоминаю подробности громкого дела о проворовавшемся депутате.
— Тогда ключевые свидетели круто изменили свои показания, посыпались некоторые головы там, — пальцем в потолок и многозначительный взгляд. — Я не знаю, как ему это удаётся, но Золотницкий гений. Говорят, у него нет ни одного слабого места.
