И это не кокетство или экономия, нет. Просто никакое белое платье не приносит счастья в будущем — в этом я на собственном опыте прочувствовала. Толку, что у нас с Павликом было всё, как у порядочных? С гостями, нарядами, тостами и громкими обещаниями. Нет в этом смысла, и повторять этот балаган нет никакого желания.
— Но, может быть, ты хочешь? Ну, ради бизнеса или друзей каких-то пригласить желаешь. Фотографы там, журналисты… если это нужно тебе, то можно.
Максим улыбается и порывисто целует в губы. Всего на мгновение наши языки сплетаются, и голова кружится от наслаждения.
— Боже мой, нет, — тихо смеётся. — Только этого мне не хватает. Мне вся эта чушь ни в каком месте не тарахтела, — пожимает плечами, а в голосе искренность. — Не хочешь белых платьев и суеты, значит, ничего этого не будет. Я вообще уверен, что вся эта хрень только вам, девочкам, и нужна. А бизнес мой будет в полном порядке и без всяких статеек во вшивых журналах.
— Вот и решили, — улыбаюсь и утыкаюсь носом в его ключицу, вдыхаю аромат парфюма и горячего тела.
— Твой загранник, кстати, готов, завтра поезжай и забери его. Ты же не забыла о моей командировке? В Прагу хочешь?
— Можно и туда. Я всё равно нигде особенно не была, а Прага город красивый.
Я хочу ещё что-то добавить, сказать какую-то очередную глупость, но Максим поддевает меня под попу, приподнимает в воздух и мигом укладывает на лопатки. Оказывается сверху, целует в шею, поглаживает внутреннюю сторону бедра. В голове не остаётся ни одной мысли, а внутри только жажда по прикосновениям. Этот мужчина нужен мне, весь. Здесь и сейчас.
Бормочу что-то неразборчивое, параллельно пытаясь содрать с Максима футболку, но пальцы путаются, не слушаются, и ткань трещит на швах. Но всё-таки получается, и мы сплетаемся обнажёнными телами, впаиваемся друг в друга, врастаем кожей, всеми органами.
Максим входит резко, замирает только на мгновение, чтобы заглянуть в мои глаза. Ему нравится, когда смотрю на него, нравится ловить мои эмоции, с каждым движением повышая их градус. В сексе он ненасытный и голодный, жадный до прикосновений, поцелуев, моих криков и спутанных слов. Щетина царапает кожу, когда Максим приникает к шее поцелуем, и я знаю, что утром ещё будут видны следы, но они лишь доказательства моего счастья.
— Ты самая лучшая, — хрипит, едва сдерживаясь, и ловит губами мой сдавленный стон.
Мои бёдра разведены широко, до лёгкой тянущей боли в мышцах, но мне нужно ещё. Нужно сильнее, больше, жарче. Ярче! И Максим понимает всё без слов, наращивает темп, срывается в пропасть и утаскивает в неё за собой. Я кусаю его за плечо, когда терпеть совсем никаких сил не остаётся. Дрожу, цепляюсь за Максима, обвиваю его шею, плечи, трусь грудью, а внизу живота настоящий пожар.
Я кончаю бурно, и это уже не кажется чем-то необычным. С Максимом всегда так, и кажется, что стала зависимой от его тела и ласки.
— Это только начало. — на ухо. Прикусывает мочку, придавливает своим весом, не торопится выходить.
— До рассвета?
— И даже чуточку больше. Мне завтра только к десяти на объект, так что…
В ушах шумит кровь, но сквозь рокот водопада доносится какой-то странный звук. Дребезжание, и я не сразу понимаю, что это. Максим хмурится, смотрит в сторону, целует меня в щёку и неохотно поднимается с дивана. Мне становится пусто, но мышцы сладко ноют, и я потягиваюсь, разгоняя тепло по телу.
И только в момент, когда Максим подходит к висящему на стене телефону — внутренняя связь — понимаю, что звонят с поста внешней охраны.
— Я надеюсь, что-то серьёзное, — бросает Максим в трубку, а я любуюсь его обнажённым телом. Красивый всё-таки, мужественный, такой… правильный. — В смысле к Инге Олеговне пришли? Кто пришёл?
Эм… что-что?
Внутри зарождается нехорошее предчувствие, но я отгоняю его прочь. Этого просто не может быть. Они не могли найти меня, ни в коем случае! Они не знают ведь, где я и с кем. Павлик… он не мог так со мной поступить, не мог. Это же… подло, это ни в какие ворота не влезает. Неужели он так сильно меня ненавидит? За что?
— Да, хорошо, — будто сквозь вату доносится резкий голос Максима. Ему тоже это не нравится, очень не нравится, и он даже не пытается скрыть свои эмоции. — Нет, ни в коем случае не впускайте. Я уточню.
Он медленно кладёт трубку, поворачивается ко мне и спрашивает:
— Ты знаешь Василия Реутова?
39. Максим
Я на мгновение теряюсь, потому и задаю этот тупейший из возможных вопрос. Конечно же, она знает! И я знаю, кто это такой. Только ничерта понять не могу, какого хера он забыл здесь. Возле моего дома. Ночью!
Мой отец в редкие моменты трезвого просветления любил повторять, что внезапные ночные визиты — как и звонки — редко оборачиваются хорошим. В кои-то веки мне хочется с ним согласиться.
— Это какая-то ошибка, — потрясённо бормочет Инга и мотает головой. О наготе своей забывает и шепчет что-то непонятное. От страсти не осталось и следа, зато появился аромат страха, отчётливо витающий в воздухе. Он кажется осязаемым, плотным — коснёшься пальцами и по плечо увязнешь.
Инга встаёт с дивана и быстро бежит к двери. Я сбрасываю первые эмоции, совершенно не свойственную мне растерянность и успеваю перехватить свою женщину, когда она тянет на себя ручку.
— А ну, стоять! — рявкаю, и Инга встряхивает волосами, осматривая меня и дом пустым взглядом.
— Я должна, Макс, мне надо. Его надо прогнать, я сейчас, я быстро.
Вот только нервного срыва мне сейчас не хватает.
— Куда ты собралась?
Я хватаю её за плечи, наклоняюсь ниже, ловлю расфокусированный взгляд. Сейчас мы оба голые, но в этом нет ни капли страсти или соблазна. Есть лишь два человека, захлебнувшихся эмоциями. Я злостью, Инга страхом, и это мне совершенно не нравится.
К вспышкам своей злости я давно привык, а её страх чувствовать не хочу, мне от него физически плохо становится.
— Оденься, — приказываю, чтобы переключить её внимание на что-то другое, простое и привычное, понятное и правильное в этой ситуации. — Просто возьми эти чёртовы шмотки и надень!
— Да-да, ты прав. Что же это я, да? Голая.
Инга медленно кивает, на мгновение закрывает глаза и делает глубокий вдох. Носом втягивает воздух, шумно выдыхает ртом и так несколько раз подряд, пока во взгляде не появляется ясность и осознанность.
Вот так-то лучше, девочка. Так намного лучше. Ты справишься, ты молодец.
— Меня так делать психолог научила, — говорит очень тихо и смотрит на меня доверчиво. — Так надо, если очень страшно.
— Не бойся, это мой дом, ты моя женщина, потому никакие они тебя здесь не достанут.
— Ты не понимаешь, — она касается горячими ладонями моей груди, упирается с силой, даже ногтями слегка царапает и смотрит, смотрит в глаза безотрывно. — Максим, не в том дело, что Василий появился здесь. Это Павлик! Он…
